– Иди-ка сюда, тинейджер! На всех окнах опусти шторы! Быстро, все делать быстро! И чтоб не было щелей!
Парня ударили прикладом в спину. Оцепенев, он медленно брел по залу, не зная, с какого окна начать и с какой стороны его прошьет автоматная очередь. Один наушник у него вывалился и болтался на груди, как амулет. Едва слышно пищала ритмичная музыка. Парень подошел на слабых ногах к центральному окну, внешнее стекло которого было выбито омоновцами, потянул за веревку, опуская объемные французские шторы.
– Быстрей! – орал из темноты его палач.
Медленно, чтобы не привлечь внимания, я сел на диван. Анна стала поправлять волосы. Этого лучше было не делать. Мы еще не до конца поняли, что произошло.
– Руки! – закричал ей из-за кассовой стойки человек с квадратной фигурой. – Не двигаться!
С треском распахнулась короткая дверца стойки, и к нам подлетело что-то темное, тяжело дышащее, пахнущее потом. Я попытался вскочить на ноги, но сильный удар прикладом в лицо свалил меня опять на диван. Перед глазами словно разорвалась световая бомба. Ослепленный болью, я ничего не видел. В голове шумело, будто я опустился под воду.
Когда я отнял ладони от лица, они были липкие от крови. За моей спиной возился со шторами парень, закрывая последнее окно.
– Врубай! – крикнул кто-то из глубины зала.
Вспыхнул свет. Мне стало больно, будто меня ударили снова. Щурясь и вытирая с разбитой брови кровь, я стал искать глазами Анну.
У выхода лицом вниз в темно-вишневой луже лежал маленький мужчина, который представился сотрудником службы безопасности. В нескольких шагах от него, у самого окна – женщина в синем плаще. Глаза ее были открыты, правая рука с сумочкой прикрывала рот, будто женщина боялась закричать. В левой руке, откинутой в сторону, она все еще сжимала несколько долларовых купюр, которые так и не успела пересчитать.
Все окна в зале уже были закрыты белыми волнистыми шторами. На противоположной стороне кассовой стойки, рассредоточившись на всю длину зала, стояли боевики с автоматами.
Анна была в группе заложников. Крупнотелый парень, ударивший меня прикладом, стоял перед ними, широко расставив ноги, и водил из стороны в сторону стволом автомата.
– Руки всем опустить! – визгливо кричал он. – Не двигаться! А то, бля, всех сейчас на пол положу! Кому жизнь, к ебеням собачьим, надоела, спрашиваю?!
Анна стояла, опершись о стойку, и спокойно смотрела на меня. Опустила голову, раскрыла сумочку, вынула из нее платок и, отстранив стоящего впереди себя мужчину, пошла ко мне. Крупнотелый и я отреагировали на это одновременно и почти одинаково – оба кинулись к Анне.
– Стоять, сука! – завизжал он Анне, замахиваясь на нее прикладом.
Я прыгнул на крупнотелого, обрушился на него, отталкивая в сторону, замахнулся кулаком, но ударить не успел – тот въехал коленкой мне в живот. Я согнулся пополам, сдерживая стон и ожидая выстрела в голову, но кто-то властно остановил крупнотелого:
– Отставить, Секач! Не распускай руки!
Я почувствовал близость Анны. Она пыталась поднять меня.
– Ты можешь встать? – спросила она. – Обопрись о мое плечо.
Я тяжело выдохнул, с трудом распрямился и схватился руками о стойку.
– А-а, иуда! – произнесла Анна.
Я поднял голову. Перед нами стоял Леша. Он смотрел на нас из-под тяжелых надбровных дуг. Глаза были глубоко спрятаны, я их не видел.
– Вы сами виноваты, – сказал он.
– Жаль, что я не пристрелил тебя в Судаке, – сказал я, прижимая платок к глазу.
– Чем тише вы себя будете вести, тем лучше, – негромко произнес Леша.
– Пошел в зад, советчик, – вздохнула Анна и отвернулась.
Леша перевел взгляд на Секача.
– Этих двоих – в дальний угол, – приказал он. – Остальных поставь вдоль окна лицом к стеклу… Господа! – обратился он ко всем заложникам. – Мы не причиним вам вреда, если вы будете выполнять наши требования. А с ОМОНом мы договоримся.
– Хлопцы, родненькие! – неожиданно громко завыла молодая дебелая женщина в спортивных брюках с лампасами, в босоножках и кожаной куртке. – Договоритесь с ними, пожалуйста! Не губите нас, бога ради! У меня в Жмеринке трое детей!
– Молчать! – огрызнулся Секач и повел стволом. – Щас будем проводить занятие по строевой подготовке. У окна в одну шеренгу ста-а-ановись!.. Вот бараны!..
Дебелая, расталкивая остальных, первой кинулась к окну, встала лицом к нему и вдруг начала проявлять активность.
– Да побыстрее, господа! Сказано, в одну шеренгу – значит, в одну. Растягивайтесь, – махала она руками, – растягивайтесь! По одному, по одному!
Мы с Анной продолжали стоять у кассового окошка. Секач взглянул на нас и скривился:
– А вам что, особое приглашение требуется? В угол, бегом!
