– Любопытный вывод. Очень любопытный, – проговорил Леша. – Только мне неясно одно: а для чего нужны были все эти манипуляции с одеждой?
– Мне это тоже неясно, – ответил я. – Можно предположить, что убийца снял выпачканную в крови одежду, чтобы случайно не оставить следов на дверях, полу или стенах каюты. Но тут же напрашивается второй вопрос: зачем тогда ему понадобилось одевать ее снова? Сбросить в трюм можно было и голый труп.
Леша шумно выдохнул и покачал головой.
– Двенадцатый час ночи, а мы с тобой говорим о таких жутких вещах.
– Тебе страшно?
Леша как-то странно взглянул на меня.
– Не старайся уличить меня в трусости. Не могу сказать, чтобы вся эта история доставляла мне удовольствие, но падать в обморок и закатывать истерики я не собираюсь… Кстати, твое пойло кипит и выливается через край.
Склонившись каждый над своим стаканом, мы пили маленькими глотками грог и некоторое время молчали.
– Вот что я предлагаю, – сказал Леша, отставляя стакан в сторону. – На несколько дней, пока здесь не утихнет шумиха, тебе лучше уехать с побережья.
Он вопросительно посмотрел на меня, но я продолжал заниматься стаканом и никак не отреагировал.
– Могу поселить тебя в своей квартире в Симферополе, – уточнил Леша.
– А еще лучше, – злоречиво добавил я, – забраться в глухой лес и пожить там годик-другой, когда дело окончательно закроют, а в поселке вообще забудут, что здесь когда-то жил Кирилл Вацура.
Леша недоуменно посмотрел на меня и пожал плечами.
– Я разве предложил тебе что-то плохое?
«Грубый ты человек, – подумал я про себя. – Обидеть друга – раз плюнуть».
Я взглянул на Лешу с теплой улыбкой. Он нормальный человек, типичный представитель современного общества, где законы соблюдают лишь самые бесправные, где правосудие вершат сила и деньги, а верить в справедливость может только идиот. Чему я удивляюсь? Леша нормально отреагировал – как можно быстрее спрятаться, затаиться, а не искать защиты у власти, не добиваться правосудия. Я прекрасно его понял и все-таки спросил:
– Леша, а почему я должен прятаться, если никого не убивал?
Он посмотрел на меня как-то странно, словно вдруг сам удивился тому, что предложил мне.
– Видишь ли, – медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом, произнес он. – Сейчас такие времена, такие люди. У преступников огромные возможности. И если тебя решили подставить, и продумали весь сценарий, и вложили в это дело деньги, и воспользовались связями, то так просто ты уже не выпутаешься. Ты попытаешься защититься, но только навесишь на себя новые улики.
– Если я сбегу, Леша, то это будет первой серьезной уликой, – ответил я.
– Возможно. Но ты сохранишь себе свободу и не вляпаешься в новую историю.
– Ты говоришь так, будто меня должны арестовать в самое ближайшее время. Но на основании чего? Отпечатков моих на яхте нет. Никто не видел меня на острове…
Неожиданно я поймал себя на мысли, что оправдываюсь перед Лешей, доказываю ему свою невиновность.
– Откуда ты сейчас можешь знать, какие еще улики против тебя сфабрикованы? – вкрадчиво спросил Леша. По-моему, грог крепко дал ему по мозгам, и мой рыжебородый анестезиолог стал агрессивным.
– Что значит – еще?
– Ладно! – махнул рукой Леша, уходя от ответа. – Отложим разговор до завтра. Умираю – хочу спать.
– Нет-нет! – Я взял его за локоть. – Договаривай до конца. Какие улики ты имел в виду?
– Кирилл, наш разговор теряет всякий смысл.
– И все-таки! – Я еще крепче сжал его локоть. – Раз сказал «а», то скажи и «б».
– Ты все равно меня не послушаешься.
– Но я приму к сведению твой совет.
– Ну, хорошо! – кивнул Леша. – Только отпусти мою руку. Мне больно, а наркоза с собой нет.
– Сначала ты скажи, какие улики имел в виду.
– По-моему, ты сильно пьян.
– Это тебе так кажется.
– Я имел в виду лодку.
Я разжал пальцы, тараща глаза на Лешу.
– А с чего ты взял, что лодка – это улика? Ведь Моргун, если я тебя правильно понял, объяснил пограничникам, что лодку сорвало с пирса.
– Объяснить он, конечно, объяснил, но не надо считать пограничников дураками. Когда далеко от берега
