– Господь уберег ее от худшего, но Даша – очень ранимая девушка, с неокрепшей нежной душой… Друзья должны быть с ней бережны и чутки…
– Но… Мне всегда казалось, что она как раз сильная. И умная.
Отец Александр покачал головой:
– Тебе это только казалось, Юрий.
– Отец Александр… Скажите, а мне… Ну… В общем, я, наверное… Неужели все, что связано с мистикой, ну, с другими религиями, кроме нашей, православной,– зло? – выпалил Юра.– Есть же разные, ну, пути. И я слышал, что у каждого – свой! Не так?
Отец Александр вздохнул.
– Сюда,– сказал он,– попадают как раз те, кто искал именно свой религиозный путь. И видишь, что из этого вышло?
– Но есть же люди, которые сюда не попали? Есть же, которые лечат… По-настоящему! (Как Зимородинский!) Есть же и светлые пути!
Священник ответил не сразу.
– Бывает, человек находит какую-то тропинку,– произнес он.– И не знает, чем она кончится. Ему кажется, что это светлый путь, а на самом деле там, за поворотом, он встретится с тем, что изуродует его душу. Тебе кажется, что есть разные пути. Что мир религий – мир равноценных путей. Но это не так, Юра. Мир религий – это вообще не мир, Юра, это война. И пахнет здесь не только ладаном и маслом благоуханным. Здесь пахнет войной,– отец Александр вздохнул.– Потом и кровью, гноем и испражнениями, фронтовым госпиталем пахнет. И если ты ввязываешься в эту войну, даже не зная, что идет война… Ты находишь себе тропинку, идешь по ней, видишь цветы вокруг, впереди горы красивые… И пересекаешь линию фронта… Сейчас очень много таких духовных подранков. Тех, что вышли, не ведая, на передовую и получили ранение в душу. Потеряли способность ориентироваться, различать добро и зло, знание и суеверие… Такие вот люди часто становятся проводниками странных идей, проповедниками чужих голосов… Иные из них, случается, понимают, что произошло, приходят… приползают из последних сил в Храм: исцелите меня! А там такая пробоина в душе…
– И можно исцелить? – тихо спросил Юра.– Вы можете?
Отец Александр покачал головой.
– Что я могу? – так же тихо ответил он.– Христос может. На это надежда. Если уж человек оказался по ту сторону, в экстрасенсы попал или в секту… Очень трудно его оттуда вытащить. Почти невозможно. Разве что он сам, с Божьей помощью, по Божьему милосердию… Как Светлана. Но такое редко бывает, очень редко. Чтобы в заблудшей душе настоящая вера открылась… Это чудо, Юра. А чудеса, они нынче редки…
Кошатника задержал на вокзале патруль. То ли по фотороботу, то ли он просто показался им подозрительным. Но взяли Кошатника так ловко, что он даже не успел скинуть ствол.
Задержали, проверили, убедились, что в розыске, и, проявив инициативу, позвонили Онищенко. Но Онищенко был занят. Очень занят…
Когда позвонили в дверь, Мучников как раз беседовал по телефону со столицей.
– Да, я лично съездил в Бонн. Деньги пришли. Но у меня по-прежнему проблемы. Если мне будут мешать,– он говорил напористо, даже сердито,– если меня будут беспокоить глупые милиционеры, я вряд ли смогу вам помочь… Да, да, продолжают чинить препятствия, вмешиваются в личную жизнь, угрожают подпиской, а как я могу делать дела, не уезжая из города? Да, Владимир Вениаминович, вы уж распорядитесь, пожалуйста… Да, не позже чем через неделю…
Мучников положил трубку и подошел к дверям.
– Кто? – властно спросил он.
– Старший оперуполномоченный Онищенко,– ответили из-за двери.– Мы с вами уже беседовали.
Мучников глянул в глазок: точно, тот глупый толстяк, который допрашивал его в первый раз.
– Что вы хотите?
Люцифер, тершийся рядом, грозно зарычал.
– Поговорить бы надо, Николай Иванович. У нас тут, понимаешь, неприятность вышла… Нужна ваша помощь.
– Ладно,– буркнул Мучников и взял Люцифера за ошейник.– Открываю.
Бах!
Дверь с треском отлетела назад и отшвырнула Мучникова к стене. Падая, он выпустил ошейник, и Люцифер с яростным рыком ринулся в бой.
Коротко взлаял автомат. Пес опрокинулся в воздухе, отлетел назад и забился на ковровой дорожке. Стремительные фигуры в брониках и черных масках ворвались в квартиру и моментально рассыпались по просторным апартаментам. Кто-то из последних мимоходом добил агонизирующую собаку.
Ошеломленного Мучникова ухватили за шкирку, двинули по яйцам, поставили лицом к стенке, обшарили, добавили разок по почкам…
– Ай-яй-яй, Николай Иванович,– укоризненно произнес Онищенко.– Разве можно оказывать сопротивление группе захвата?
Мучников только сипел.
– Организуй понятых,– приказал участковому Гелиманов.– Какие хоромы, однако. Часов десять провозимся.
– Хороший был песик,– заметил Онищенко, взял мертвого ротвейлера за шкирку и оттащил к вешалке, чтоб не спотыкаться.
– Вы, бля, ответите… – прохрипел Мучников.– Вас, бля, завтра, из ментуры… пинком… на хер!
Онищенко наклонился пониже, к уху сатаниста:
– Я тебя, козла рваного, за Валю Филькина выдеру и высушу, понял?
И незаметно для вошедших понятых так врезал Мучникову по печени, что того перекосило. Затем опер подхватил сатаниста, приобнял и повлек в гостиную, ухитрившись по дороге еще пару раз сунуть ему в живот, прежде чем уронил обмякшее тело в кресло.
– Ты гляди, какие люди! – Гелиманов похлопал по фотографии, где хозяин весело смеялся в компании бывшего мэра и каких-то престарелых иностранцев. На заднем плане маячил замначальника ГУВД. Тоже, впрочем, бывший.– Слышь, Паша, а мы не круто взяли? – спросил он вполголоса.– Как бы нам…
– Не боись,– Онищенко похлопал начальника по плечу.– Только так и надо. Если не хочешь, как Валька…
Один из омоновцев, от нечего делать, нажал на воспроизведение видео.
– Надо же, какая техника! – восхитился он.
– Ничего,– сказал другой.– Домашний кинозал… Ну, мать твою так! Как реально!
– Очень реально,– раздельно произнес Онищенко.– Вот этот, который режет,– некто Николай Пархисенко. Понятые, попрошу обратить внимание: видеокассета изъята из аппаратуры господина Мучникова.
– Ни хрена у вас не выйдет,– сатанист уже очухался.– Купил с рук на рынке, так и запишите. Я хочу позвонить своему адвокату.
– Еще наговоритесь,– пообещал Онищенко, перебирая книги.– В изоляторе.
– Никакой прокурор вам не подпишет вашу филькину грамоту! – злобно процедил Мучников.– Понятно вам? Ваш Филькин…
– Расслабьтесь, Николай Иванович,– с издевкой бросил Онищенко.– По поводу нападения на нашего сотрудника никаких официальных обвинений, к сожалению, вам предъявлено не будет.
– В таком случае объясните, в чем меня обвиняют! – возмущенно выкрикнул Мучников.
– Охотно! – с удовольствием ответил Онищенко.– Легко! Вы, Николай Иванович, подозреваетесь в убийстве некоего Николая Пархисенко, чье личико запечатлено на этой вот пленочке.
– Что?!
Онищенко ухмыльнулся, а Мучников вдруг совершенно успокоился.
– Не выйдет,– сказал он.– Даже если Николай убит, у вас нет никаких доказательств. И быть не может!
– Вот тут вы ошибаетесь, Николай Иванович,– произнес Онищенко с фальшивым сочувствием.– У нас
