ратному. Прорвемся!
…Артём глядел на Владимира и лихорадочно пытался найти выход из ловушки, в которой они оказались. Больше всего его беспокоили стрелки. Подворье сверху – как на ладони. И быстро уйти с него – никакой возможности. У всех дверей, особенно у тех, что кажутся свободными, наверняка заставы. Единственная надежда – с ходу ударить в свеев и смешаться с ними. Это не спасет, но, по крайней мере, они погибнут в бою, а не как свиньи, побитые стрелами во время осенней охоты…
…Владимир вскинул руку – ладонью вперед, затем, гулко хлопнув Дагмара по железному наплечнику, в три прыжка – плащ взмыл и опал, будто крылья, – слетел по лестнице и оказался между своими свеями и киевской гридью.
Встал, подбоченился, произнес четко и громко:
– Здравы будьте, вои киевские! Я – великий князь ваш! Радуйтесь!
И сбросил с плеч алый княжий плащ.
Тут увидели все, что брони на Владимире нет. Только простая белая холщевая рубаха, перехваченная широким збройным поясом.
– Что ж не радуетесь мне? – вновь прорезал тяжкую тишину голос князя. – Или есть кто, желающий оспорить мое право? Ну! Я жду!
Золоченый хвостатый шелом тоже полетел наземь.
И увидела гридь, что голова князя выбрита по-варяжски наголо. Оставлен только длинный русый чуб, свисающий на ухо с вдетой в мочку серьгой.
– Ну! Кто?
«Он не хочет сечи, – понял Артём. – Прав был отец: Владимиру нужна киевская дружина. Верная и честная. А дружине нужен храбрый и удачливый князь. Но где же Ярополк?»
Артёму вдруг почудилось, что не Владимир это, а Святослав.
Нет, если присмотреться, различий было немало. Кожа на бритой голове Владимира не загорелая, а бледная, оголенная совсем недавно. И ростом сын повыше отца, а в плечах не так широк. Даже красный камень серьги поменьше и потемнее. Но все равно сходство было – удивительное. Старший сын куда больше походил на отца, чем темноволосый, стриженный не по варяжскому, а по христианскому обычаю Ярополк.
Шелест-вздох прошел за спиной. Не один Артём помнил великого Святослава.
Варяжко, засопев, полез вперед… Артём удержал его, ухватив за кольчужный рукав.
– Пусти… – процедил Варяжко.
– Он тебя убьет, – чуть слышно, одними губами прошептал Артём.
Он видел, как бьется Владимир. В Новгороде, на Перуновых играх. Владимир унаследовал от отца не только внешность, но и великий воинский талант. Даже без доспехов обоерукий князь был сильнее Варяжки.
– Пусть…
– Нет уж!
Артём отдернул Варяжку назад и сам шагнул вперед, вытягивая из ножен клинки.
Владимир чуть качнул головой, будто не одобрял действия Артёма, однако тоже обнажил мечи.
Он не хотел драться с Артёмом, но это нежелание не помешает ему убить…
– Твой брат его убьет, – обрадованно проговорил Антиф.
В Киеве все знали, как бьется Артём. Лучше всех.
Славка покачал головой. В Новгороде Владимира тоже считали лучшим. Но если брат окажется сильнее, спасет ли их смерть Владимира? Врагов все равно намного больше. И щадить они не будут никого.
Батя говорил: викингам не нужен замиренный Киев. Сейчас они перебьют лучших воев Киева, ограбят город и уйдут, оставив после себя пепелища и трупы. Самому умереть не так страшно. Страшно знать, что близкие твои останутся без защиты.
«Спаси нас, Боже!» – попросил Славка мысленно.
Он не знал, к кому обращается: к Христу ли, к варяжскому Перуну… Какая разница? Лишь бы спас.
«Я смогу его побить, – думал Артём, глядя на Владимира, тоже не спешившего нападать. – Наверное, смогу. Но – зачем?»
Сходство Владимира со Святославом мешало сосредоточиться. Святослава Артём боготворил. Лучшего воина русь не знала…
Но Владимир – не Святослав…
«Я смогу его побить!»
И что тогда станет с Киевом, с русью, если он убьет последнего из сыновей Святослава? Кто обуздает пришедших с Владимиром викингов? Кто смирит многочисленных врагов руси, если он убьет Владимира? Кто? Свей Дагмар? Или ярл Сигурд?
Владимир смотрел в глаза Артёма спокойно и бесстрастно. Без гнева, терпеливо. Ждал, когда Артём начнет…
«Он пощадил моего брата, – вспомнилось ни к месту. – И меня…»
И будто смертная тяжесть легла на плечи Артёма, согнула его…
…Обнаженные клинки, крест-накрест, легли у ног Владимира. Артём распрямился. Взгляды их встретились.
В синих глазах Владимира не было презрения к тому, кто отказался от поединка. Только спокойная уверенность в собственной правоте.
Князь тоже наклонился, надел шелом, накинул на плечи плащ, расправил плечи и молвил буднично, негромко, но так, что было его слышно каждому:
– По праву, данному мне первородством и наследием отца моего Святослава Игоревича, я беру киевский стол и власть над моей отчиной. Кто из вас желает мне присягнуть – рад буду каждому. Кто не желает – удерживать не стану.
Хорошо сказал. Так, что нельзя было и усомниться в его власти.
И все же Артём по праву воеводы должен был задать тот единственный вопрос, который сейчас был на языке у каждого.
И задал:
– А что же брат твой Ярополк? Что – он?
Владимир глядел на Артёма несколько долгих мгновений… И наконец произнес:
– Мой брат Ярополк мертв. Не от моей руки, но по моему попущению.
И сразу вскинул руку вверх, упреждая нарастающий ропот:
– Не я первым пролил братскую кровь! – крикнул он. – По нашей
– Теперь никто не станет с ним биться, – сказал ярл Дагмар, немного понимавший по- словенски, своему старшему кормчему Олле. – Этот воевода сослужил ему хорошую службу. Интересно, сколько Добрыня заплатил его отцу?
Никто не принял вызов.
Дружина растерянно молчала.
Владимир неторопливо вернул мечи в ножны. Наклонился, поднял клинки Артёма и вручил их хозяину.
– Благодарю и принимаю! – произнес он в полный голос. – Служи, воевода, мне так же верно и доблестно, как служил отцу моему и брату! – И вполголоса, так что слышал только Артём: – Я этого не забуду, Артём Серегеевич. Никогда.
Дальше все было просто.
Большая часть дружины присягнула Владимиру вслед за воеводой тут же, во дворе терема. Немногие (среди них был и Варяжко) служить губителю Ярополка не пожелали. Их никто не стал удерживать. В тот же день они покинули город. На вече, которое собирали вместе Добрыня и Волчий Хвост (за последним спешно отправили гонца), явных недоброжелателей нового князя не было. Прошло все гладко.
Владимир, в той же белой рубахе (знак доверия), с непокрытой головой, дивно похожий на отца, ратовал за старых богов и Древнюю Правду – и народ его принял. Даже христиане. Потому что ошую от
