свисающий фал…
– Марта, насколько я понял, это ты?
Инга опять попыталась эффектно стартовать. В общем, уже что-то вырисовывалось, хотя она еще не уловила тот тонкий момент со сцеплением, при котором двигатель не глохнет, а колеса шлифуют асфальт с визгом и дымом.
Мы подкатили к рынку. Народ тучами проплывал перед машиной. Я держал ногу на тормозе.
– Остановись у обочины, – попросил я.
Инга решительно кинула машину на бордюр. Я лишь головой покачал.
– Плохо, да? – с надеждой спросила она.
– Постоим минутку, ладно? – ответил я, приоткрывая дверь, чтобы запустить в салон сквознячок.
У входных ворот кругами ходили менялы, шлепали пачками купюр по ладони и безостановочно бормотали:
– По выгодному курсу… Рубли на доллары, доллары на гривны, гривны на рубли…
Я искал среди них усатого, Вечного Мальчика, как я называл тощего спекулянта по кличке Холера, с лицом, усеянным, как прыщами, мелкими носиком, ротиком, глазками, с аккуратным пробором, свежей стрижкой и дурным запахом дешевого одеколона. Ему было за сорок, но выглядел он как болезненный подросток. Он прятался от солнца в тени козырька у входа в мясной павильон и искоса наблюдал за нашей машиной.
Я не стал к нему подходить и качнул головой. Вечный Мальчик, соблюдая понятную только ему конспирацию, медленно прошелся до ограды, оттуда к остановке автобуса, видя все вокруг себя, после чего, шлепая купюрами по ладони, приблизился к «шестерке».
– Здрасьте! – по своему обыкновению поздоровался он, слегка склоняясь над дверью и мельком взглянув на Ингу. – Какие проблемы? Баксы нужны или рубли?
– Мне Кучер нужен, – без долгого вступления сказал я.
– Нужен – найдем, – негромко пропел Вечный Мальчик. – А чего это ты на «шестерку» пересел? С «Ниссаном» что-нибудь случилось? Зато водитель у тебя – нет слов!
– Завтра я жду его на остановке у гостиницы «Горизонт» в это же время, – сказал я, глядя на рыжий пробор менялы, присыпанный, как песком, перхотью.
– А что я буду с этого иметь? – спросил Вечный Мальчик, двигаясь всем телом, словно под его одеждой табунами бегали вши.
– Вставные передние зубы, – пообещал я. – Не слышал о таком нумизмате Лембите Лехтине? На рынке он не появлялся?
– Редкая фамилия, – ответил Вечный Мальчик, перебирая купюры, как колоду карт. – Не слышал и не встречал.
Я захлопнул дверь. Инга помахивала перед лицом журналом.
– Жарко? – спросил я. – Еще немного поработаем, потом поедем кушать мороженое, а завтра я научу тебя с ходу разворачиваться на сто восемьдесят градусов, так, что пыль пойдет столбом. Твоему Бразу понравится.
– Да? – удивленно спросила Инга и взглянула на меня чисто женским взглядом. – А разве завтра мы тоже вместе?
– А тебе этого не хочется?.. Поехали!
Она не ответила, завела машину.
– Куда едем, мой тиче?
– Прямо, к автостанции, потом свернешь направо. Там село Дачное находится, дорога не загружена, можно тренироваться. Заодно выполнишь одну мою просьбу.
– Какую?
– Узнаешь.
Мы выехали на шоссе, миновали каменные башни горы Гребешок и свернули на грунтовую улочку, зажатую с двух сторон заборами, из которых ломились пышные сады. Инга вела машину ровно, и я на некоторое время забыл о своих обязанностях, погрузившись в тяжелые мысли.
– Стой! – скомандовал я.
– Что это за деревня? – спросила Инга, когда пыль вокруг нас развеялась.
Я смотрел на ее ухоженное лицо. У нее любовников больше, чем поклонников, подумал я. Все первые лица кинематографа и все вторые: помреж, пом-опер, помхуд, помрук, помзад…
– Опусти очки на глаза.
Она послушалась, но тотчас заметила:
– У тебя взгляд, как у Браза.
– И что в его взгляде интересного?
– Он всегда смотрит на артиста, как на бутерброд, который продают в вокзальном буфете.
– Пройди, пожалуйста, по этой улице вперед метров сто, – сказал я, продолжая смотреть на Ингу, как на вокзальный бутерброд. – Справа увидишь двухэтажный дом с мансардой, номер сто тридцать четыре, покрыт красной кровельной медью. В общем, не ошибешься. Позвонишь. Если выйдет детина ростом выше
