3
Луч фонарика скользнул по воде и остановился на камнях. В этом месте песчаный пляж заканчивался и начинался скалистый берег. Моррис погасил фонарик и обернулся назад. Лезвие прибоя отчетливо подчеркивало изгиб бухты. Сотни звезд и свет полной луны отражались в океане и как–то мистически, изнутри подсвечивали его. Луна была настолько ярка, что это казалось неестественным, странным образом происходило слияние черноты ночи и ее света. Океан, пляж и весь остальной окружающий ландшафт были одновременно погружены во мрак и четко видны, расплывались в холодном, почти осязаемом свете, и в тоже время оставались чрезвычайно контрастны.
Ожидание невозможности видеть в ночи и ясность пейзажа приводили сознание в недоумение и растерянность. Моррис любил эти ощущения и любил такие ночи на берегу океана. Не так часто ему удавалось выбраться за город и оторваться от всей его суеты, предаться медленным размышлениям и мечтаниям, отвлеченным от реальной жизни. После его увольнения из лаборатории он решил провести некоторое время сам с собой, подумать о своем будущем и, действительно не спеша, определиться, что ему делать дальше. Всю предыдущую жизнь он особо не задумывался об определенном плане действий, все происходило само по себе. Просто он знал, чем хочет заниматься, и что ему нравится микробиология. Сначала университет, потом работа. При поиске работы он не выбирал, куда пойти, главное получить место. В свое свободное время, и, по возможности совмещая с текущей работой, он продолжал заниматься своим любимым делом, изучением вирусов. Правда, вот здесь что–то и не клеилось. С одной стороны, он вроде работал не плохо, но часто работа его тяготила. Точнее, тяготила рутина и однообразие, отсутствие глобальных задач. Именно поэтому эти задачи приходилось искать самому и Моррис старался одновременно вести свои собственные исследования. Здесь опять возникало противоречие. Все его ценили, видели в нем талантливого специалиста, у него всегда складывались хорошие отношения с коллегами и начальством, но, тем не менее, в очередной раз ему пришлось уволиться. Вспомнился совет Харри не спешить. Заняться планированием карьеры? Выработать план действий, стратегию поиска нового работодателя, определить требования к потенциальному месту работы… Моррис поморщился, как от зубной боли. Его всегда раздражали подобные руководства и советы, от них веяло такой тоской, таким формализмом. Зачем все это? Ведь главное — делать свое дело. Вот оно, занимайся, дерзай! Как это глупо тратить время на всякую чепуху, резюме, интервью. До сих пор Моррису удавалось избегать большей части этого формализма, но похоже не в этот раз.
Волна ударила между камней и серебреный фонтан на мгновение застыл в воздухе. Моррис глубоко вздохнул и посмотрел на небо. Суета. А как спокоен и бесконечен океан! Его безграничность и мощь ощущалась почти физически. Разум, сам собой, переключается на созерцание и ощущение этой необъятной массы. Сначала приходит ощущение пространственных масштабов и, несмотря на очевидность и банальность, вдруг наступает изумление. Постепенно окружающая реальность сливается с сознанием, и, опять внезапно, открывается временная граница, приходит осознание, что все это существует миллионы лет. Ощущение этой пространственно–временной безграничности воспринимается вполне естественно, приносит одновременное чувство удивления и спокойствия. Не то, что бы происходила переоценка собственного бытия, но факт незначительности и ограниченности своего существования становился очевидным. Причем этот факт воспринимается абсолютно без чувства подавленности или ничтожности, напротив, происходит полное отождествление с миром, возникает истинное ощущение себя составной частью окружающего мира и полной гармонии такого положения вещей.
В такие ночи Моррис каждый раз испытывал эти эмоции. Он приходил на берег поразмышлять о своем будущем, но в очередной раз оказывался поглощен океаном. Все становилось на свои места без слов и приходило желание оставаться частью мира, хотелось радоваться бытию, как оно есть, и в тоже время сделать что–то значительное, важное, оставить частицу себя. Нет, не для себя, а для всего окружающего мира, потому что он и есть я в том числе.
4
«Health Rehabilitation» была одной из тех компаний, которые десятилетиями остаются практически неизвестными широкому кругу людей, а название ни о чем не говорит и навевает скуку. Если оно где–то изредка мелькало, то ничем не выделялось и ассоциировалось с какой–нибудь мелкой фирмой, которая то ли ведет исследования в области медицины, то ли сама предлагает специфические услуги по восстановлению здоровья. В общем, для непосвященного человека, один из центров здоровья, объявлениями которых напичканы все газеты, и обещающих поправить ваше здоровье от всего. В особенности, если вы сами еще не знаете, что у вас проблемы со здоровьем. В действительности, «HR» являлась большой частной компаний, скорее даже интернациональной корпорацией с отделениями по всему миру, занимающейся научными исследованиями в области здоровья человека и существующей за счет пожертвований частных спонсоров. В узкоспециализированной научной среде «HR» была известна гораздо лучше, в основном, за счет ее активного участия в разного рода научных конференциях и семинарах в области генетики. Непосредственно об исследованиях, проводимых в «HR», известно было намного меньше. Создавалось впечатление, что реальных достижений не так много, но компания успешно занимается фундаментальной наукой и ей удается заинтересовывать и привлекать спонсоров, возможно с далекой перспективой коммерческой выгоды. Информацию о своих работах и достижениях «HR» предоставляла весьма скупо, неохотно и, по всей видимости, далеко не самую свежую. Ничего странного в этом не было. Многие компании держат в секрете свои перспективные разработки. Тем не менее, те работы, которые они считали возможным публиковать, говорили о серьезном уровне ведущихся исследований, высоком профессионализме и квалификации ее сотрудников.
— Добрый день, Руби, — слова приветствия прозвучали чересчур громко, хотя и были произнесены мягким голосом.
— Добрый день, мистер Сильверстоун, — вздрогнув от неожиданности, формально отреагировала Руби с растерянной улыбкой. — Хэнк, ты всегда появляешься так бесшумно.
— Ха! — усмехнулся он в ответ. — Бесшумно?! Конечно, по сравнению с твоим шефом. По сравнению с ним мы все тихие мышки! Кстати, он у себя?
Не дожидаясь ответа, Хэнк направился к двери.
Хэнк Сильверстоун, глава и совладелец «HR». Он был мужчиной небольшого роста, но крепкого телосложения. Немного старомодные пристрастия в одежде и манерах говорили о его хорошем воспитании и возрасте, хотя на вид ему вряд ли можно дать больше пятидесяти лет. Когда несколько лет назад Руби узнала, что ему исполнилось шестьдесят пять лет, она сильно удивилась. До этого момента она всегда считала, что определить возраст мужчины не составляет труда.
Хэнк Сильверстоун и Рой Хоук, ее шеф, были партнерами. Именно они основали «HR» около 30 лет назад. Хэнк, как директор «HR», занимался управлением и всей административной работой. По сути, он руководил всем, что напрямую не касалось научной работы компании. За все время работы Руби так и не удалось точно узнать, чем он занимался до «HR», но Хэнк явно не был бывшим научным работником. Несмотря на высокий интеллект и хорошее образование, совершенно очевидно, что его познания в области медицины, микробиологии и генетики базировались лишь на общеизвестных знаниях и были слишком поверхностными для специалиста.
Рой Хоук был научным директором «HR» и прямой противоположностью Хэнка, даже внешне. Настоящий ученый, гениальный ученый. Так считали многие и он сам, не скрывая, что именно так и думает. Ростом, немногим меньше двух метров, и массивного телосложения, по его же словам, или с избыточным весом, на взгляд окружающих. Рой был огромным и шумным. Во всяком случае, это первое, что бросалось в глаза. Он абсолютно не мог и не хотел спокойно разговаривать, постоянно кричал, издавал всевозможные громогласные звуки, возгласы, а его смех напоминал рык медведя. Все это сопровождалось неимоверной жестикуляцией и при его появлении любое помещение становилось маленьким, а люди начинали ощущать себя школьниками. Образ Роя никак не совпадал с представлением об ученом–микробиологе, но он им был.
