раздавал, то надежды внушал как мог убедительно... Вряд ли, конечно, кто-нибудь из них думает, что я был со Славкой заодно – коль уж сам господин первый вице-мэр так не считает... Но все-таки Славка был именно моим другом...
Да, но попытаться прояснить ситуацию надо.
Какой у России код? Ноль ноль семь? Тоже мне джеймс-бондовщина... А у города нашего? Черт... А!
Костин мобильник был вне зоны.
Я, конечно, побродил по Акрополю, честно пытаясь ощутить причастность к истории... ничего особенного не ощутил, взобрался на маленькую скалу неподалеку от входа, что-то вроде импровизированной смотровой площадки, куда карабкались всепроникающие туристы, скользя на гладких, будто полированных, мраморных глыбах; уселся прямо на камень. Город сплошь заполнял пространство – во все стороны, до далекого задника послойно тянущихся гор (последний слой терялся в дымке), и прямо из его бело-бежевой массы выпирали несколько гор ближних, крутых, каменистых, двуцветных: темная древесная зелень (внизу) и светло-коричневые скалы (выше). Парфенон нависал сзади, а прямо внизу лежала агора: деревья, обломки, дорожки, камни, слева – устоявший храм Гефеста c характерной колоннадой по периметру, справа – византийская церквушка цвета кофе с молоком.
«Вы действительно никогда не были за пределами бывшего СССР?» – сильно удивился доцент Латышев, прочтя мою анкету. «В более-менее зрелом возрасте – даже за пределами России». – «Не было возможности или желания?» – «Скорее второе». – «Вам совсем не интересно?»
Что я ему сказал? Что-то насчет того, что по-настоящему меня всегда интересовали не здания и ландшафты (музеи и картины), а люди; интересных же людей вокруг всегда было достаточно, чтоб не чувствовать необходимости ехать за тридевять земель... На самом деле я просто никогда об этом не задумывался – ну не турист и не турист.
...Ну а Вовку, например, – насколько бы его тут прикололо: такая наглядность и концентрированность истории?..
Вовка был связан с тем этапом моей противоречивой карьеры, когда мы со Славиком затеяли издавать еженедельник, – Володя писал в «Информатор» исторические очерки. Команду мы тогда вообще подобрали классную – и Вован был одним из ценнейших кадров. Писал он блестяще, причем на тему, которую великолепно знал и до дрожи любил. Специального исторического образования (как и журналистcкого) не имея – какой у него диплом? экономиста, что ли... – на историю Вовка был, что называется, «плотно подсажен». На исторические парадоксы, загадки, неявные закономерности, альтернативные общепринятым версии. Он мог распространяться об этом в любое время суток, под любым градусом, в любой, устной или письменной, форме – но с неизменным эффектом: оторваться было трудно...
Я вдруг испытал неожиданно острую ностальгию – вспомнил, как начинался «Информатор», вспомнил редакционные лихие пьянки, вспомнил, как, листая свежий номер, цепляюсь взглядом за фотку к чьей-то – чьей?.. – байке: «А это кто – дизайнерша?» – «Да, вот это она, Варя». – «Ничего себе такая Варя»; я представил здесь, на соседнем камне, Вовку – что он, тыча бутылочкой минералки в направлении агоры, жестикулируя в своей манере пятью, голову включая, конечностями, задвигает про древних греков, с которых все началось, вся Европа: европейский рационализм, стремление к ясности, внятной последовательности, которое в итоге завело человечество так далеко...
Была у него одна из любимых «телег» – про Европу. Про то, что европейская цивилизация – выродок мировой истории. Про то, что нет и не было в этой истории никогда ни логики, ни поступательности, и зря мы переносим на нее задним числом наши представления и принципы. И уж тем более зря считаем единственно правильной и неизменной свою картину мира... У Вовки это выходило увлекательно, как триллер.
Кстати, о родине. Костик!
На этот раз он ответил почти сразу. Опять, естественно:
– Ты где?
Я поколебался:
– В Афинах. Что у вас там творится?
– У нас? ТЕПЕРЬ, – он выделил голосом, – ничего. Я почувствовал некоторую заминку.
– ... Тебя тут спрашивали. О!
– Кто?
– Не знаю. Пришли двое, домой. Юру, говорят, ищем, по срочному делу, найти не можем.
– Давно?
– Дня два назад.
– Не представлялись?
– Типа партнеры деловые. Ну, я документов не спрашивал.
– И как они выглядели, эти партнеры?
– Да никак, обыкновенно.
– Здоровые-спортивные?
– Ну, в общем да.
– И что ты им сказал?
– Да что я им мог сказать? Честно сказал, что Юру не видел больше месяца. Слышал, уехал он куда-то. Вроде за границу, но не точно... А что, Юрген, что – действительно проблемы? Я думал, ты отмазался.
– Да вот сам не пойму. Я тоже думал, что отмазался. Ладно, не бери в голову. Но если еще будут спрашивать, не говори, что я звонил. И откуда.
Некоторое время я глубокомысленно включал-выключал блокировку «Соньки». Кругом жужжали «мыльницами», хихикали, болботали по-вавилонски. Когда мы устраивали экстрим-туры по области (для заезжих западников и местной скучающей молоди), байдарочник Яша – коричневый, костлявый, дубленый – помнится, цедил в адрес такой вот клиентуры с непередаваемым выражением: «Пингвины...»
...В конце концов – какого хрена? Что я, собственно, теряю? Если уж я с самого начала решил не прятаться – то стоит, по крайней мере, быть последовательным...
Я набрал номер. Г-н первый вице-мэр помолчал, шелестя электростатикой. «... в данный момент не могу ответить. Оставьте сообщение после звукового сигнала».
Хорошо. Тогда так.
В приемной откликнулись – секретарша.
– Лена? Лен, это Юра Касимов беспокоит. С Валентином Борисычем можно поговорить?
– Его сейчас нету. – Леночка, вялая наглая шалава, теперича суха и деловита.
Что-то у них все-таки происходит...
– Ты передай ему, что я его искал... И пускай он перезвонит мне, если сможет... – Я продиктовал тринадцать цифр.
– Я передам, – неуступчиво. Ну-ну.
Степлившаяся минералка закончилась. Давно пора было дезертировать в тень.
7
На подходе набрал Глебова – уточнить дом и подъезд. Глебыч, что характерно, не помнил ни того ни другого («А сам как туда попадаешь?» – «А я не попадаю. Я отсюда не выхожу»). Дома же, серые пятиэтажные хрущобы, стояли тут, на Красногвардейской, посреди буйной, но тоже какой-то хиловатой, кустарникового пошиба пыльной растительности, совершенно неотличимые. Так что в подъезд я сунулся фактически наугад – и лишь дошагав (через потеки мочи) до потребного мне третьего этажа, понял, что, надо же, не ошибся. Понял по виду квартирной двери – такую хрен с чем спутаешь.
Замков она имела целых два: первый – врезной, сарайного типа, с горизонтальной скважиной, в которую можно карандаш просунуть (этот, впрочем, никогда не запирался, а ключ, скорее всего, был утерян); второй – вообще кодовый! Вертикальная щель меж двух рядов широких стертых кнопищ с цифрами, по которой ездит металлическое кольцо. Тычешь в нужные кнопки, суешь палец в кольцо, дергаешь вверх... хрена лысого, потому что замку лет сто пятьдесят и он два раза из трех заедает... в общем, одна попытка, вторая, пара энергичных матюгов – и ты дома. Оченно эффективно против взлома. Особенно если учесть, что сама дверь легко вышибается плевком.
Простота проникновения в квартиру, однако же, нивелировалась абсолютным отсутствием чего-то, чем можно было бы в ней поживиться. Ну, если не считать, конечно, ДСПэшной совдеповской «стенки» производства золотых семидесятых, да еще в разобранном состоянии – эти накрытые полусползшей
