Потом он уходит к своей хибарке. Садится на полусгнившем крыльце. И слышно, как он в задумчивости продолжает рассуждать и шепчет самому себе: «А я ведь ее любил… Очень… Да… Любил. Женщины — они такие».
После отдыха путешествующие по родному краю уходят дальше. Собирают палатки. Взваливают на спину огромные рюкзаки.
— До свидания! — кричат они ему. А девушки машут рукой. Он сидит неподвижно. Они уже скрылись из виду. Он сидит на полусгнившем крыльце в полном одиночестве. Вокруг лес.
Сумерки. Наползает ночь. Уже прохладно. Он уходит с крыльца — идет к себе в хибарку, кутается в лохмотья и лезет на печь. Сон у него беспокойный, нервный.
Иногда — среди ночи — он вдруг просыпается. Ему слышатся голоса.
— Что? — спрашивает он. — Кто это? — Но ни души нет. Над лесом собирается ночная гроза, это и разбудило его. Дождя еще нет. Но порывы ветра уже сильны и влажны. Он выходит в ночь. Молния — и следом гром грохочет с такой силой, что он от неожиданности и страха приседает на миг. И улыбается. Испугался, мол, грома. Бывает…
Он неторопливо идет, он отводит ветки руками. Он взбирается на холм — долго взбирается, — там, уже на вершине, садится на удобный камень и отдыхает. Он думает.
О чем он думает, не знает никто. Молнии распарывают небо. Он сидит долго… Пространство вокруг него наполняется воображаемыми людьми. Он слышит голоса. Шаги. Ржание коней. Он видит — в ночной тьме — оборванных и разъяренных людей. Их руки сжимают косы. Их руки стискивают топоры. Их руки схватываются за сабли. Голытьба. Они кричат, они обвиняют его в бездействии…
Голоса все ближе. Бородатые люди обступают его. И тогда он встает. Он распрямляется и кричит зычно и грозно: «Сарынь на кичку!» — а кругом ни души, шумит ночной лес, и вот-вот польет дождь.
