— Не важно, О'Брайен, — продолжал Гауд, — из этого джентльмена тоже получится отличный покойник.
О'Брайен, тот парень в пиджаке с кожаными заплатами, уставился на Малони с явным интересом, даже несколько патологическим. Решив, что настал момент ознакомить присутствующих со своим собственным отношением к теме, Малони сказал:
— Джентльмены, лично я не думаю, что из меня получится отличный покойник.
— Не бойтесь, зато у вас все отлично получится, — ободрил его Гауд.
— Нет, серьезно, джентльмены, — настаивал Малони, — я знаю десятки других людей, у которых это выйдет гораздо лучше. Если угодно, я могу хоть сейчас назвать вам троих, с которыми только сегодня встречался по небольшому финансовому вопросу и которые действительно намного лучше меня подойдут на эту роль.
— Он слишком длинный, — раздумчиво протянул О'Брайен, не обращая на слова Малони ни малейшего внимания.
— Верно, я слишком длинный, — охотно подтвердил Малони. — И кроме того, учтите, что мой дядя — судья.
— Так кто-нибудь хочет шнапсу? — спросил гравер.
Третий человек, находившийся в конторе, до сих пор не проронил ни слова. Он сидел на краю стола, одетый в превосходно сшитый костюм, на его шелковом, в тон темно-синему костюму, галстуке блестела крохотная золотая заколка в форме буковки «К». Он молча изучал Малони холодными голубыми глазами. Малони тут же пришел к заключению, что это босс.
— Что вы думаете, босс? — оборачиваясь к нему, спросил О'Брайен.
— Полагаю, он подойдет, — сказал босс низким тихим голосом.
Все боссы так говорят, подумал Малони, и выглядят точно так же, как этот К., — маленького роста, худой, как стилет, со своим инициалом на галстучной заколке, с бесстрастным взглядом и редеющими волосами, зачесанными поперек разрастающейся лысины. Да, этот парень типичный босс.
— А если у него и вправду дядька судья? — засомневался О'Брайен.
— У него вообще нет никакого дядьки, не то что судьи, — заметил К.
— А выглядит он так, что его дядька вполне может быть судьей или по меньшей мере олдерменом.
— Так оно и есть, — с достоинством сказал Малони.
— И вообще, откуда мы знаем, может, он сам судья, или олдермен, или детектив?
— Вот именно, — сказал Малони, — вы же этого не знаете…
— Представляете, в какую историю мы можем вляпаться, если случайно схватили какую-то важную шишку?
— Да, — сказал Малони, — поразмыслите об этом.
К, задумчиво изучал Малони, размышляя над этим предположением, и наконец сказал:
— Никакой он не шишка.
— Я попросил бы! — оскорбленно воскликнул Малони.
— В любом случае, — сказал О'Брайен, — он слишком долговязый.
— Для гроба? — спросил Гауд, и Малони снова содрогнулся.
— Нет, для костюма.
— Можно отпустить брюки.
— Вообще на меня очень трудно подогнать одежду, — сказал Малони. — Правда, джентльмены, я бы не хотел, чтобы у вас возникали из-за меня какие-либо проблемы. Если костюм мне не подойдет…
— Он ему подойдет, — очень тихо и зловеще сказал К.
— Да он треснет на нем по швам.
— Ему только долететь до Рима.
— Не надо было упускать того типа, — сказал О'Брайен Гауду. — Костюм был сшит специально для него.
— Он вдруг выскочил из машины, — сказал Гауд и беспомощно развел руками. — Что же мне было делать? Гнаться за ним по Четырнадцатой улице, когда самолет вот-вот улетит? — Он пожал плечами. — Ну, мы и схватили первого попавшегося. — Оценивающе осмотрев Малони, он сказал:
— Тем более, по-моему, из него получится вполне нормальный покойничек.
— Нужно было подыскать кого-нибудь поменьше ростом, — раздраженно сказал О'Брайен.
— Не было там никого поменьше ростом, на том углу, — сказал Гауд и тяжело вздохнул. — Кажется, я бы выпил немного шнапсу.
— Сейчас не до шнапса, — сказал К.
— Верно, — сразу согласился Гауд, — сейчас не до шнапса. Где костюм, О'Брайен?
— Ступай принеси костюм, — сказал О'Брайен мужчине, который предлагал всем шнапс.
Тот покорно направился в соседнюю комнату, бросив через плечо:
— Он ему не подойдет.
Остальные молча сидели, ожидая, когда он вернется. Лысый водитель чистил ногти длинным лезвием ножа. Что за жуткая привычка, брезгливо подумал Малони.
— Как вас зовут? — спросил он водителя.
— Питер, — ответил тот, не отрываясь от своего занятия.
— Очень рад с вами познакомиться.
Водитель только коротко кивнул, словно находил бесполезным пускаться в разговоры с человеком, которому вскоре предстояло умереть.
— Послушайте, — сказал Малони, обращаясь к К. — я действительно не хотел бы стать покойником.
— У вас нет выбора, — сказал К. — У нас нет иного выхода, а следовательно, его нет и у вас.
Это звучало достаточно логично. Малони был восхищен логикой, но отнюдь не самой мыслью.
— Все же… мне всего тридцать шесть лет, — сказал он, убавив себе два, нет, почти три года.
— Порой машины сбивают даже маленьких детишек, — сказал Питер, продолжая чистить ногти. — Подумайте о них.
— Я им очень сочувствую, — сказал Малони, — но сам я надеялся дожить до почтенного возраста.
— Надежда — хрупкая вещь, имеющая свойство разбиваться, — произнес К., с таким видом, словно он цитировал какое-то произведение, но Малони не мог его припомнить.
Гравер вернулся в комнату, неся на плечиках черный костюм.
— Рубашку я оставил, — сказал он. — Она определенно ему не подойдет. Какой размер рубашек вы носите? — спросил он Малони.
— Пятнадцатый, — сказал Малони. — А рукав — пятый.
— Пусть остается в своей рубашке, — сказал К.
— Я бы предпочел остаться и в своем костюме, — сказал Малони, — если это вас устроит.
— Нас это не устроит, — сказал К.
— Вообще-то, — продолжал Малони, — я бы хотел пойти домой или лучше поехать на «Эквидакт». Если вас интересует, джентльмены, у меня есть самые свежие сведения о лошадке по имени…
— Ладно, пусть остается в своей рубашке, — перебил кандидата в покойники К.
— В желтой рубашке?! — возмущенно переспросил О'Брайен.
— С чего ты взял, что она желтая? — сказал К. — Какого цвета ваша рубашка?
— Она кремовая.
— Вот видишь, она не желтая, а кремовая, — сказал К.
— Но выглядит желтой!
— Ничего подобного, она настоящего кремового цвета.
— Оденьте его в костюм, — распорядился К.
— Джентльмены…
— Давай одевайся, — сказал Гауд и сделал угрожающий жест своим «люгером».
Малони принял костюм из рук О'Брайена.
— Где мне переодеться? — спросил он.
— Здесь, — сказал Гауд.
