Я услышал шлепанье босых ног по ковру, а потом в дверном проеме появилась она. Она накинула на себя халат, и, видимо, в спешке, потому что еще завязывала поясок на талии. Очевидно, халат принадлежал Галлахеру, поэтому не слишком-то прикрывал ее. На кармане были инициалы “Р. Г.”, но сам карман находился совершенно не на том месте. Он располагался где-то справа от ее округлого плеча.
На голове у нее было воронье гнездо из волос угольного цвета, и прядь закрывала ей один глаз. Ее губы носили следы поцелуев, так бывает, когда помада въедается в кожу. Еще несколько минут назад ее взгляд был, возможно, капризным, но теперь в нем стоял лишь страх. Губы ее слегка приоткрылись, глаза быстро стрельнули на сорок пятый, а потом на Галлахера. Она вобрала в себя воздух и отступила на шаг.
Она не сказала ничего, только смотрела на меня с ужасом во взгляде широко раскрытых карих глаз и продолжала отступать назад, двигаясь к кровати. Она чуть было не споткнулась о свои шелковые чулки и белье, кучкой лежавшие на полу. Быстро взглянув вниз, она восстановила равновесие, а потом запахнула на груди халат.
Мгновение колебалась, с трудом сглотнула, и ее рука замерла на полужесте.
– Такого жирдяя, как Галлахер, – заговорил я, качая головой, – нельзя было не пришить. Она смотрела на меня во все глаза.
– Но ты же.., ты еще совсем ребенок!
– Заткнись!
– Послушай, я… Да мне этот Галлахер шел и ехал! Я просто была тут, понимаешь? Я пришла по вызову. Это – моя работа, как ты сказал Галлахеру. Моя.., мой бизнес.
– Конечно, – сказал я, ухмыльнулся и сделал шаг к ней. – Ты боишься, беби?
– Н-н-нет.
– А стоило бы! Стоило бы, черт побери, бояться!
– Малыш, пожалуйста. Я сделаю все, что ты захочешь. Все. Все, что скажешь, малыш. Только…
– Только – что?
– Только… Все, что ты скажешь.
– Хочешь убраться отсюда живой? – поинтересовался я. – Верно?
Она улыбнулась и сделала шаг ко мне, теперь уверенная в себе, в своем теле и в том, что оно ей поможет.
Когда я выстрелил, улыбка все еще была у нее на лице. Я убрал ее быстро и чисто. Одним выстрелом. Пуля попала ей в переносицу. Она умерла еще до того, как упала на ковер.
Быстро и тихо я вышел из дома.
Бетти меня не поняла. Не взяла в толк ничего из того, что я ей сказал. Она сидела, держа перед собой газету в левой, а чашку кофе – в правой руке. Пар от кофе поднимался перед ее носом ароматной волной.
Она не понимала и не одобряла этого. Об этом говорил ее рот.
– Когда ты дуешься, у тебя препакостный вид, – сказал я ей.
– Тогда этот препакостный вид у меня будет еще долго, – огрызнулась она.
Бетти была блондинкой почти девятнадцати лет с коротко стриженными волосами, подчеркивающими овал ее лица. У нее зеленые глаза, которые в данный момент метали в меня молнии, и мелкие белые зубки. Ее родители разошлись, когда ей исполнилось семнадцать, и она поступила на работу в деловой части города и сняла себе отдельную квартиру. Она была моей девушкой, а к тому же лакомым кусочком, когда не злилась, как сейчас.
– Послушай, беби… – начал я.
– Не называй меня беби, Мэнни. Не смей!
– Ну какого черта ты хочешь? – Я тоже начал слегка раздражаться. Серьезно, черт побери! С меня хватит!
– Ты прекрасно знаешь, чего я хочу, – огрызнулась она.
– Не знаю и знать не желаю!
Выражение ее лица смягчилось. Такая она мне всегда нравилась. Да и голос ее звучал теперь по- другому.
– Когда этому наступит конец, Мэнни?
– Не понимаю, о чем ты? Она опять вспыхнула гневом.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я, черт тебя подери!
– Ладно. Знаю. Это никогда не кончится. Довольна?
– И кто у тебя следующий на очереди? Кого ты собираешься убить?
– Никого, – огрызнулся я. – Я не собираюсь никого убивать. И не убивал никогда. Заруби себе на носу!
Она ударила по газете тыльной стороной руки.
– Этот Галлахер и девушка…
– Я ничего не знаю об этом Галлахере. И я ничего не знаю о его шлюхе, черт побери!
Бетти посмотрела на меня через стол и медленно покачала головой:
