курьеров должно быть безупречным. Малейшее сомнение в его нарушении тут же ведет к длительному обследованию с весьма вероятным последующим запретом на профессию по медицинским показаниям. Я довожу свои соображения до Ирины, и она со мной соглашается. Нам не поверят, это ясно. Да и зачем кого-то в чем-то убеждать? Люди на Гондване все равно ничего не помнят, дети возвращены родителям, а таинственное Яйцо исчезло. Вместе с Петровичем. Но мне отчего-то кажется, что с Петровичем как раз все в порядке. Будь иначе, Питер бы о нем помнил – у барменов хорошая память.
Мы с Ириной выходим из головного офиса Курьерской Службы Земли и останавливаемся на его широком крыльце.
– Спасибо тебе, – говорит мой бывший стажер. – Я уже не чаяла.
– Это тебе спасибо, – отвечаю. – Без тебя я вряд ли бы справился со всем этим.
– Куда ты сейчас? – спрашивает она нарочито безразличным тоном.
– У меня заслуженный отпуск, – отвечаю. – Ты же слышала – важный груз на Лируллу еще не готов. Так что у меня есть целых две недели, которые принадлежат только мне. Если хочешь…
– Что? – быстро отзывается она.
– Я подумал… Тебе ведь тоже положен двухнедельный отпуск перед вступлением в должность. Почему бы нам… Почему бы нам не провести наши отпуска вместе? Я знаю одно прелестное местечко в Крыму…
Некоторое время она молча смотрит на меня своими пронзительно-синими глазами.
– Ты уверен, что действительно этого хочешь?
Черт возьми, уверен ли я! Да я в жизни не был ни в чем так уверен, как в этом.
– Как тебе сказать… – говорю. – Если ты согласишься, то доставишь мне большую и чистую радость.
– Ну что ж, – вздыхает Ирина. – Отчего бы не доставить радость хорошему человеку? Я согласна.
Мы спускаемся с крыльца, и я сам не замечаю, как ее рука оказывается в моей. Две недели отпуска в Крыму – это отлично. И главное – никаких забот.
