– Разумеется, – отзывается механический Такеда, – но не только вы умеете играть в «камень – ножницы – бумага». Темный экран открывает свой единственный глаз. Фрактор Кетер не выжигает дыры вместо глаз в моем черепе лишь потому, что мне уже случалось видеть его лик и выжить. Даже доля секунды на узнавание и реакцию смертью отдается у меня в позвоночнике. Что? Где? Чувствуй! Чувствуй! Деревянный пол. Закрой! Закрой глаза! Чувствуй!!! Мои дрожащие пальцы шарят по деревянной резьбе подножия боддисатвы. Я слышу позвякивающие, семенящие шаги. Мой враг приближается, чтобы убить меня. Но теперь битва – это нечто большее, чем личная месть Этана Ринга. ToSec, владеющая паролями и командами, записанными на клапане души, встроенном в мой череп, и распоряжающаяся фракторами по своему усмотрению во всем мире! Трудно себе представить, чем может кончиться подобная историческая драма!
– Я вижу вас, мистер Ринг, а вы меня?
Ты не можешь позволить себе ни единого взгляда, ведь если ты только что задействовал Малкхут, фрактор послушания… Действие Кетера ты еще мог пережить благодаря давнему знакомству, но как насчет неоспоримого приказа разрезать твой собственный желудок, сотворить харакири? Датчики движения. Инфракрасные датчики. В моей сумке-набрюшнике баллончик с аэрозольной смазкой, которую я использовал для этой проклятой коробки скоростей… Пальцами нащупываю зажигалку. Действуйте же, пальцы, чтоб вас, действуйте! Снимайте крышку! Господи, шаги все ближе! Беги, идиот, беги! Нащупываю боддисатву, вслепую обхожу… Прости меня, господин наш Дайцы! Масляный аэрозоль вспыхивает огненным факелом. Я направляю импровизированную горелку на деревянные образы… Прости меня, господин наш Дайцы! И в пламени просветления Будды устремляются вверх. Я больше не могу слышать уверенных, звякающих шагов робота Такеды. Заслонившись рукой, тушу пламя и поливаю жирным черным маслом свои велосипедные очки.
– Вот так, скотина!
Идиоты, дерущиеся в горящем доме!
– Очень впечатляет, мистер Ринг.
Голос слишком близко, слишком близко… Многосуставчатые пальцы смыкаются на моей глотке, выдавливают кровь из пореза вдоль линии волос, толкают к горящим Буддам. Я отбиваюсь баллончиком, но пальцы робота хватают мои очки, сдирают их. Моя единственная свободная рука распыляет черноту на то место, где, я надеюсь, находится экран. Пластиковые пальцы судорожно сжимаются, я ломаю суставы, как ноги у краба, и вырываюсь. Смогу ли я? Посмею ли? Смогу ли, посмею ли, смогу ли, посмею ли? Посмею.
Аэрозоль зачернил левую сторону крылатой эмблемы и три четверти светящегося экрана. Наму Дайцы хеньо конго! Я должен действовать быстро и решительно, пока Такеда не успел переформатировать фрактор для меньшего экрана.
Единственный взгляд может дать ключ к победе. На задней панели кирасы, в точности там, где, как я помню, Лука вставляла мультиплексный линейный передатчик в своего Одджоба, имеется пятнадцатиконтактное гнездо, стандартное для всех моделей роботов Дорнье Марк 15.
Такеда крутится вокруг своей оси, пытаясь в расплывчатых пятнах инфракрасных теней поймать истинное изображение, но я действую быстрее. За мгновение до того, как двигательные датчики успевают меня зарегистрировать, я оказываюсь на нем. Зал Дайцы сейчас подобен горящему аду, но демонический ящик слетает с моего пояса, и вот уже его адаптер вставлен в гнездо питания, куда Такеда дотянуться не может.
– Ты хотел получить фракторы, – кричу я сквозь рев огня и вой пожарных сирен. – Так держи их!
И нажимаю на клавишу dump disk.
– Ввести код? – спрашивает демонический ящик. Мои пальцы, онемевшие от Кетер-шока, ошибаются.
Страшная боль в шее; пальцы робота шарят, пытаясь оторваться от моего тела.
– Что я повторю…
Еще одна рука ощупывает сломанными пальцами основание моего черепа, трогает, щупает, пробует…
– Что я повторю три…
Хитиновый палец ввинчивается, ввинчивается в пластиковое гнездо микрочипа у меня на голове. Боль просто ошеломляет, но это ерунда по сравнению с тем, что будет, если господин Такеда сможет пропустить многовольтный разряд сквозь мой мозг.
– Что я повторю трижды… Я горю, я умираю.
– является…
Он выцарапывает внутренность моего черепа, высасывает душу, заглатывает меня.
– …истинной.
– Полная загрузка фракторной системы, – сообщает демонический ящик. В тот же момент господин Такеда ослабляет хватку, и моя душа освобождается. Боль утихает. Я, покачиваясь, отхожу в сторону. При свете сотни горящих Будд вижу робота Такеду, его ноги сложились пирамидой, руки повисли жесткими плетями, а Сефирот, диск Маркуса, изливает на него весь страх и всю радость, всю боль и все уничтожение, и все сумасшедшее, и все излечение, и всю святость, и всю память, и все забвение, и все высоты, и все провалы, и тишину, и проклятия, и смерть всего мира.
– Гори в аду, ублюдок!
Колонны вспыхивают, пламя лижет балки и перекрытия. Стены, облицованные содзи, уже исчезли. У меня совсем нет времени, крыша сейчас рухнет, но в этой огненной церемонии надо еще сжечь две вещи. Дым и жар заставляют меня опуститься на пол и ползти, давясь и обжигая кожу, к упавшему образу Кокуцо.
Как-то раз Лука записала на видеокамеру молодого уличного проповедника, который использовал большую турецкую свечу как аллегорию ада.
– Тысячу экю тому, кто продержит палец в ее пламени в течение минуты, – провоцировал он обывателей, отправившихся в воскресенье за покупками. – Одна минута… Нет желающих? Как же вы
