— Хай! — Туманов показал Никите два раздвинутых пальца. — Мобильник есть?
— Ори так, — посоветовал артист.
— Тебе из Дублина чек пришел. — Леша помахал над головой прямоугольной фиолетовой бумажкой. — В московский филиал «Дойче-банка».
— Откуда?! — Брусникину показалось, что он ослышался. — А ты подняться не можешь?
— А ты спуститься?
— Послушай! — возмутился Никита. — Кто из нас агент, сукин ты сын?!
— Агент я. — Захлопнув дверцу машины, Леша включил сигнализацию. — А сукин сын — ты. Какой номер?
— Мы так с Дарьей понимаем, у вас серьезный разговор намечается. — Угаров взял жену под руку. — Мы же — люди не серьезные. Засим позвольте откланяться.
Веселая парочка покинула палату раньше, чем Леша Туманов отыскал нужную дверь.
Вместе с Тумановым помещение заполнилось облаком изысканного какого-то аромата. Вообще, сразу почувствовалось, что вошли «большие деньги».
— Аванс за главную мужскую роль в фильме «Облигейшн», — не теряя времени, изложил Туманов причину визита.
— Разумеется, не за женскую. — Приняв солидный вид, какой только позволяла ему принять больничная пижама, Никита встретил Туманова стоя.
— И контракт с вызовом. Съемки намечаются предположительно в октябре. Независимая студия «Вулф трэп».
— На какую сумму?! — Никита едва сдерживал нетерпение.
— В том-то и дело, — внушительно произнес Туманов.
Никита вырвал у него чек. Сумма, проставленная в нем, ошеломила Брусникина: 35.000 фунтов.
— У тебя что, в Европе свой агент завелся? — Леша ревниво следил за Брусникиным.
— Не во всей, — скрывая ликование, отозвался Никита. — В Лондоне. Ну и в Голливуде, естественно. А как переводится название студии?
— Ты что? — спросил Алексей подозрительно. — Английского языка не знаешь? Как же ты намерен играть? Впрочем, твоя проблема. Переводится как «Волчий капкан». А фильм, если тебе интересно, — как «Оставаясь в долгу». Хотя от контекста зависит.
Брусникин вдруг расхохотался и рухнул на кровать под недоуменным взглядом Туманова.
— Капкан. Бывают же совпадения, — хмыкнул в свою очередь Андрей. — Ну все равно — поздравляю, Брусникин, с выходом на международную орбиту. Это тебе не бабки для преступников отмывать. Магарыч с тебя, Брусникин.
— Ладно. — Туманов несколько фамильярно похлопал Никиту по груди. — Прошла черная полоса, и слава Богу.
Он трижды сплюнул через левое плечо.
— Не плюй в темноту, — серьезно и таинственно отреагировал Брусникин. — Не плюй в темноту, Леша. Неизвестно еще, кто там стоит.
— Как скажешь. У звезд свои причуды, — не стал спорить Леша. — Главное, не забудь, что в январе ты — телохранитель. Сумма конечно, скромнее, но — вполне.
Пропал он столь же стремительно, как и явился. Только стойкое облако терпкого аромата еще долго соревновалось с едва уловимым запахом свежих роз, украшавших подоконник.
«Значит, реку я переплыл, — думал Брусникин. — И рощу взял. Или не я?»
Всю ночь он проворочался с боку набок. На улице уже светало, но заснуть он так и не смог. Вспомнив ненастный вечер, когда по пути в аэропорт к нему подсел таинственный незнакомец с обезображенным ликом, принятый позже за Дрозденко, он вспомнил примерно и свою реплику из вульгарной картины Кулагина: «Затяжной, как прыжок с парашютом, шанс исправить что-либо в нелепой своей жизни — это ли не корень добра? Но и бьющий из недр ключ иссякает, когда жадности твоей нет пределов. Когда ты высасываешь его, подобно…».
Оборвав внутренний монолог, Никита вздрогнул. В ранних сумерках он увидел рядом со своей кроватью неподвижную фигуру в темном плаще. Фалды плаща были подобны крылатым перепонкам летучей мыши. Лицо до половины скрывал ниспадавший капюшон. Впрочем, Брусникин теперь догадывался, кто перед ним.
— Что же? — справляясь с волнением, но не со страхом, спросил Никита. — Наказали тебя, раз ты вернулся?
Фигура кивнула.
— Навсегда ли ты вернулся или на время? — Никита затаил дыхание.
— Неисповедимы пути Господа, — прошелестел тихий, как летняя ночь, голос незнакомца.
— И для тебя?
— И для меня.
Какое-то время оба молчали.
— А что, все хранители похожи на своих подопечных? — Никита всматривался в него, но черт лица не различал.
Смутная фигура чуть шевельнулась.
— Но как же наказали тебя? — Брусникин чуть подался вперед.
— Ты мое наказание, — молвил незнакомец.
Он стал медленно таять в воздухе. Уже и стены просвечивали сквозь него, уже и очертаний почти не осталось…
— Постой! — крикнул Никита.
— Что?! — подскочил на соседней кровати Шолохов. — Ты чего орешь?! Обалдел?! Четыре часа утра всего!
— Кто орет? — Брусникин подошел к подоконнику и выглянул во двор. — Сам орет, а другие виноваты.
От корпуса отъехала «скорая помощь». Люди работали. Спасали себе подобных по мере сил и способностей.
