знает и знать не хочет, что может ошибиться, разочароваться, остыть — она любит и считает свою любовь главным в жизни, на свете. И ее не разубедить — она любит! Она уже выкупалась в своей утренней росе, там, под дождем, когда ты лез на скалы, и предъявляет свои права на счастливую любовь, на любимого, на любящего…
Он долго лежал с закрытыми глазами — слова Пирошки не укладывались в голове.
— Ты не заснул? — Пирошка склонилась над ним — он ощутил ее дыхание на своем лице.
— Ты что, боишься ее?
— Боюсь, — без тени улыбки ответила Пирошка.
— Она же не соперница тебе!
— Еще какая соперница. На твоем месте я полюбила бы ее, а не меня…
— Это же не зависит от человека — кого любить.
— Вот-вот, — она поцеловала Виля. — Вот-вот. А ты удивляешься тому, что она любит тебя. Хотя ты считаешь, что ей надо, удобней, ей по годам любить Олега Чернова, о паспорте вспомнил…
— Как же быть?
— А никак!
— Но ведь дитя она, дитя!
Пирошка выпрямилась и медленно повела головой из стороны в сторону:
— Нет… Да и ты сейчас так не думаешь — ты не мог не заметить, сколько в ней женственного. Уже… Пушкин говорил, что любви все возрасты покорны. Если бы его спросили: а равны ли в любви все возрасты? Он сказал бы, что равны…
— Что же все-таки делать, полпред товарища Пушкина?
— Не думать, что мы лучше разбираемся в ее чувствах.
К вечеру потеплело — погода переламывалась. Слышалась музыка — дискоклуб открылся. Пирошка привела Катерину — грязную с ног до головы и довольную-предовольную.
Виль подозвал девочку, с нескрываемым любопытством оглядел ее:
— Где это ты так выделалась? И зачем?
— Мы — индейцы!
— Кто — вы?
— Виталик и я.
— Сын вашей воспитательницы?.. А где вы грязь нашли?
— Это не грязь, это та-ту-ровка.
— Да-да, татуировка, как я сразу не заметил?.. А кто у вас вождь — ты или Виталик?
— Женщины вождями не бывают. Я его верная жена.
— А ты, выходя замуж, попросила у мамы разрешения?
Катерина, совсем как Пирошка, повела головой из стороны в сторону:
— Она не разрешила бы… Она сказала бы, что девочки замуж не выходят.
— А они выходят, да?
На щеках Катерины обозначились выразительные ямочки.
— А жены вождей купаются перед сном или грязные ложатся в постельку? — вмешалась в разговор Пирошка.
Катерина уронила голову на плечо, вопросительно глянула на Виля.
— Я читал, что индейцы крайне чистоплотны. Особенно вождихи.
— Слыхала? — Пирошка взяла Катерину за руку. — Идем я тебя выкупаю и провожу в твой вигвам. Спать.
— А дискоклуб?
— Какой дискоклуб после купания?
— Наш, там, на площадке! — хитрила Катерина, ожидая от Виля поддержки, а Пирошке нужны были и поддержка его, и еще что-то более значительное, чем поддержка.
— Да, Катерина, индейские вождихи после омовения, так у них, по-моему, называется купание, сразу ложатся спать и хорошо укрываются, — выдержав посерьезневший взгляд Катерины, сказал Виль.
— Видишь! — не справляясь с голосом, вымолвила Пирошка.
И Виль понял, как она была напряжена, как еще боялась за свою любовь и как сразу расслабилась после этого его разговора с Катериной.
Расстояние и кроны деревьев просеивали музыку, упрощали ее, четче обозначали ритм, и он воспринимался всем телом, завораживал. Будь Виль покрепче, пошел бы в этот дискоклуб и уговорил бы Пирошку отпустить Катерину и самой с ним пойти. Как обрадовалась бы «индейская вождиха»! И стала бы относиться к нему, Вилю, как к другу и союзнику. Это ему непременно нужно. И Пирошке это нужно.
Его музыка настраивает на такой вот незнакомо приятный лад, а Катерине, небось, спать не дает, а Пирошку сердит и задерживает в малышовской палате. Иначе чего бы она так долго не возвращалась?
Из-за той же музыки он с опозданием расслышал осторожные шаги и осторожные голоса — нежданные гости были уже у входа в изолятор. Что это были его гости, он не сомневался — так говорят и ступают, когда идут проведывать больного.
Их было трое: Баканов, Капитонов и Царица.
— Работать надо, выполнять непосредственные служебные обязанности, а не отлеживаться! — в том грубовато-доброжелательном тоне, который отчего-то принят в начальственной среде, заговорил Баканов. — Руку пожать дозволяется?
Виль протянул ему руку. Баканов слегка стиснул ее. Капитонов правой поддержал, левой мягко прихлопнул. Царица тронула прохладными, точно бы бескостными пальцами.
— Доктор обещает через пару дней прописать тебе прогулки, — продолжал Баканов, садясь на свободную кровать и жестом приглашая сесть Капитонова и Царицу. — А я подумал: надо самому убедиться — соответствует ли действительности докторский вывод? И попросил руководство лагеря сопровождать меня сюда.
— Соответствуют докторские выводы, соответствуют! — Виль демонстративно подтянулся и лопатками и затылком привалился к спинке кровати. — Хочу завтра попробовать: выйду, на скамейке посижу, на солнышке погреюсь.
— Верим, верим! — Не очень веря, сказал Баканов. — Но не форсируй, чтоб хуже не стало.
Председатель профкома переглянулся с начальником лагеря и старшей вожатой, дал понять, что теперь говорит и от их имени:
— И с чепе надо кончать. Иван Иваныч и дальше не поспешал бы — у него такая воспитательная метода. Ему видней, да мне-то ехать надо — ждут меня в Ростове… Вот и пришли посоветоваться для начала в своем узком кругу, общую принципиальную позицию определить…
— Сговориться против парня? — вспыхнул Виль. — Чего ж нянчиться с ним? Врезать на полную катушку.
Царица тоже вспыхнула, Капитонов смотрел невозмутимо, Баканов поднял костистые плечи:
— Нет же, нет!.. Требуется разобраться, чтоб не формально решать. Я давно знаю мать Олега — по совместной работе. Положительный, заслуженно уважаемый человек…
— Не о ней ведь речь! — Царица тряхнула головой, распушивая свои роскошные волосы. — При чем тут ее заслуги?
— И не обсуждаем, — обиделся Баканов. — И не в самих заслугах дело, а в том, как она живет и трудится, какой воспитательный пример подает сыну. Наши дети такие, какими мы их сами лепим. За результаты благодарить или судить должны и себя тоже.
— То вы оберегаете мать Олега, то судить готовы… Она что, хотела видеть его таким? Другие матери и отцы что, мечтают выращивать хулиганов, невежд, лодырей?
— Не мечтают. — Капитонов хмурился: ему не нравилось, что самоуверенная Царица чуть ли не потешается над Банановым. — От плана до результата, известно, дистанция огромного размера!
— Ага! — Баканов свел указательные пальцы. — Чтоб та дистанция сократилась и на нет сошла, мы обязаны в школе, дома, в пионерлагере учить ребятишек жить и работать не на макетах-муляжах, не на
