земли.
После ареста Тома она осталась с конюшней, полной лошадей, требующих постоянного ухода, с группой обучающихся верховой езде — уроки должны начаться завтра — и с недоверием к посторонним.
Такое больше не повторится. На этот раз она сама изучит дело и не будет ни от кого зависеть. Всю жизнь она от кого-то зависела — от отца, Бена, Тома, чувствуя себя беспомощной перед их причудами. Но теперь все! Ее единственным настоящим богатством был Уилл, и она твердо собиралась сама содержать себя и своего сына.
Но пока ей снова придется еще раз поклониться людям, на этот раз Мэтту. Как он, наверное, ее презирает. Она боялась встречаться с ним. Но ему она доверяла, а с незнакомыми людьми связываться страшилась. Когда-то давным-давно Сьерра не задумываясь доверила бы ему свою жизнь. Но что сейчас об этом — только осложнять себе задачу. Любовь к Мэтту была ее самой большой ошибкой. И не потому, что, по словам отца, семья Мэтта была неприемлемой с социальной точки зрения. Нет, она знала, прежде чем отдалась ему сердцем, душой и телом, что ей его не удержать. Но Сьерра тогда была молода и беспечна, будущее ее не волновало.
Она выросла в стерильном отцовском доме с чередой безликих экономок, и ей всегда хотелось иметь много детей. Когда она рассказала о своей мечте Мэтту, тот возразил, мол, ее воображаемая большая и любящая семья — чистая фантазия. И вообще поклялся никогда не иметь детей. Тогда между ними возникла стена. Но Сьерра понимала, что вряд ли сможет выйти замуж за Мэтта, так что по молодости его заявление ее не остановило. Сьерру слишком привлекали его грубая мужская аура, нежность, которая проявлялась лишь в самые интимные моменты, целеустремленность и решительность. Она могла думать лишь о тех украденных часах, когда он посвящал ее в тайны любовных игр, давал то, чего не могло дать все богатство ее семьи.
Когда же Сьерра поняла, что не может представить будущего без Мэтта, она стала молиться, чтобы, открыв ей свое сердце, он понял, сколько в нем любви, которой можно поделиться. Но ее время быстро истекло, возникли непреодолимые помехи. Возможно, самой судьбой им предопределено быть врозь.
Теперь, резко подняв голову, она смотрела на приближающегося Мэтта. Он был мрачен, но весь его вид пробудил в ней противоречивые эмоции, на которые, ей казалось, она давно была не способна. Несмотря на страх, тело потеплело, будто в нем жили отдельные воспоминания.
Ее поразила перемена в его внешности. Если бы Сьерра не узнала Мэтта по решительной походке и высоко поднятой голове, то вполне могла бы принять за бродягу. Красивое лицо закрывала кустистая борода, скулы заострились. Рубашка и джинсы — поношенные и выгоревшие. Погас свет в глазах.
Когда он приблизился к машине, Сьерра ощутила его силу и мужественность. Здесь ничего не изменилось. Мэтт Роллинз сохранил в себе то ценное и гордое, что редко кто давал себе труд заметить. Она всегда это чувствовала и не понимала, почему он старается скрыть свое благородство.
Внезапно она почувствовала, что больше не может просто сидеть и ждать. Открыв дверцу, Сьерра вылезла из машины.
Несмотря на внешнюю невозмутимость, она дрожала, когда Мэтт подошел. От такого знакомого запаха мускуса и кожи с небольшой примесью табака у нее закружилась голова. В быстро остывающем воздухе она ощутила жар его тела, увидела презрение в ясных, как весенняя вода, глазах, которые когда-то смотрели на нее с удовлетворением и гордым обожанием.
Ей стало жарко. Она знала, что заслуживает все то презрение, которое он готов на нее излить. Ей лишь хотелось, чтобы скорее все осталось позади.
— Сьерра, — безразлично приветствовал он несколько хрипловатым голосом, но не коснулся полей своей шляпы, надетой слегка под углом поверх вьющихся каштановых волос.
Налетел резкий порыв ветра.
— Привет, Мэтт, — ответила Сьерра, напомнив себе, зачем сюда явилась. Она не должна ничего чувствовать после целой жизни в качестве жены Бена Давенпорта. Но, наверное, от первой любви что-то остается с тобой навсегда, как бы печально она ни закончилась. Тоска по прошлому — что-то вроде старой песни по радио. Впрочем, как бы ни хотелось, она не могла делать вид, что он всегда был ей безразличен.
Мэтт рассматривал стоящую перед ним изящную женщину с внимательными карими глазами, обрамленными пушистыми ресницами, овальным хорошеньким личиком и губами Цвета спелой малины. Густые темные волосы с рыжим отливом уже не струились по ее спине, а были модно подстрижены и едва доходили до плеч. Она напомнила ему маленькую девочку, старающуюся казаться взрослой, — туфли на низком каблуке, серая юбка и серебристая блузка, слишком тонкая, чтобы защитить ее от холодного ветра. На золотой цепочке висел круглый кулон с бриллиантовой крошкой, хорошо видный в вырезе ее блузки. Он уловил исходящий от нее аромат жасмина и имбиря.
Обжигающий жар в паху убедил его, что физически он хочет ее не меньше, чем раньше. Господи, отказаться от нее труднее, чем от наркотиков. Но у него были свои принципы и гордость. И, как он сказал сестре, вдова Давенпорт наверняка приехала в такую даль не в поисках развлечений.
— Ты классно выглядишь, — заметил он без воодушевления.
Чтобы защититься от холода, Сьерра сложила руки на груди. Соски затвердели, и она не была уверена, что виной тому лишь резкое похолодание.
Она оценивающе посмотрела на него.
— А ты выглядишь как старый тертый геолог, слишком долго пробывший в поле.
В его глазах появился огонек, уголки губ слегка изогнулись. Он поднял руку и потер заросший подбородок. Она всегда отличалась прямотой и ехидством. Но он не намерен сегодня играть в эти игры.
— Вряд ли ты приехала, чтобы обсудить, как я слежу за собой, — заметил он.
Встретившись с ней взглядом, он понял: что-то в ней изменилось, кроме новой прически и одежды, которая ее старила. Она всегда легко смеялась, была открытой и любящей, импульсивной, как дикий мустанг. Теперь же была подавленной и тихой, как наказанный ребенок.
— Верно, — согласилась она. — Сэм Бурк сказал, что ты ищешь работу.
Он воинственно поднял подбородок:
— Сэма даже в городе нет.
— Данк сказал ему, что ты сегодня будешь здесь. А Сэм звонил мне из Хьюстона.
Мэтт пожал плечами:
— Ну и что? — Да, ему не удалось получить работу, на которую уверенно рассчитывал. Зачем напоминать? Разве не обещал ему Сэм, что, если потребуется, даст ему эту работу? Сэм был одним из двух людей, кто когда-либо что-то обещал ему, и уж точно не был первым, кто его подвел. Сэм остался для него единственным человеком, на которого, он думал, можно положиться. Наверное, давно пора перестать полагаться на честное слово.
— Ну так у меня есть работа. — Она поежилась от холода.
— Шутить изволишь.
— У нас неприятности — мой управляющий исчез. Нужен кто-то вместо него. Никто не знает лошадей лучше тебя.
Он сжал губы:
— Да нет, Сьерра, вряд ли ты думаешь, что я пойду к тебе в наемные работники. Мне не нужны подачки и деньги Давенпортов. И будь я проклят, но не собираюсь облегчать тебе муки совести, работая на тебя. Я вернулся лишь из-за сестры и ее семьи. Как только буду уверен, что Лиэнн и дети в порядке, уеду. Не надо меня оскорблять. И себя. А теперь уезжай. Лиэнн не хочет тебя здесь видеть.
Сьерра не тронулась с места. Она и не надеялась на сердечную встречу.
— Высказался, теперь послушай меня. Я знаю, что ты должен обо мне думать, и не приехала бы, будь у меня другой выход. Я не в состоянии сейчас заниматься благотворительностью. Бен нам почти ничего не оставил. Мне уже пришлось продать двух лошадей. Больше не хочу продавать. Все изменилось в моей жизни. Мне надо растить сына. Как ты не понимаешь, я прошу от отчаяния, а не по прихоти? Думаешь, мне нравится стоять здесь и выдерживать твои презрительные взгляды?
Кожа ее приобрела синеватый оттенок. Пусть стоит пока не замерзнет, если ей так хочется, решил Мэтт. Его самого холод почти не беспокоил. Он сомневался, что ей действительно туго приходится, ведь в ее
