Алчность

собственный дух? Но как, если вы не сможете показать дух по телевизору, чтобы каждый мог купить себе такой же или похожий? Как нам к нему пробиться, если эта лавина мокрого снега даже не была предсказана господином метеорологом? Так. И Бога вы тоже показываете только сделанного из золота, серебра или мрамора, при том что он так трудился и так много взял на себя, только чтобы преодолеть как раз материю, вещественное и наконец смочь снова вернуться к себе, в духовную форму, как дух, который находится в хорошей форме (во всяком случае, человек ему не конкурент, на которого он мог бы равняться, ведь он создал его сам!), чтобы свободно носиться повсюду, залетая в людей и снова исходя из людей, как захочет. Итак, пожалуйста, либо туда, либо сюда, что касается меня: я ведь не аэропорт, я даже не стоянка такси. Я продвинута на шаг дальше, нет, дальше некуда, разве вы не видите, что там начинается пропасть в адскую бездну, всю охоту там арендовал один промышленник из Германии, который отошёл от дел и теперь хочет посвятить себя своей живой молодой жене и своим мёртвым зверям всех возрастов. Земля принадлежит государственным лесам (собственно: фамильному фонду Габсбургов, но про него вы можете забыть, разве что Звонимир Габсбург потребует её, едва сумев связать три слова, назад лично от вас, тогда вы встанете с ружьём перед вашим домиком, который вы построили ценой жестокой экономии, и сдуете его, как воздушный шарик, великолепного претендента на трон, однако дуновением его дыхания потом может сдуть вас, и камеры тоже захотят присутствовать при этом, но опоздают, да, вот и ВСЁ, чего мы никогда не получим: внимания), ботинки, на которых вы стоите, вы купили в фирме «Дусика-Спорт», в Южном шопинг- сити вы купили бы их дешевле, автомобилисты принадлежат жандарму, который за это ещё и деньги получает, и таким образом вы сможете сделать так, что природа убьёт сама себя и в этом ещё будет видеть свою единственную цель. Она сбросит свою оболочку из видимости и чувственности, прорвёт её, как последняя гусеница последний кокон или кто там, пока не возникнет готовая бабочка. И тогда этот образ, светясь, бия крылышками, совершенный образец совершенного существа, возникнет над озером, но для юной мёртвой это не образец, она не сможет выскользнуть из своего кокона, из пластиковой плёнки, и воспарить, зависнув в воздухе. Она станет взвесью частиц в воде, если её своевременно не найдут, что уже произошло. По моему решению. В смерти эта молодая женщина сбросила свою оболочку, но она не стала, как Сын Человеческий, Богом – жаль, конечно. Её смерть надо рассматривать скорее негативно, посмотрим, имеет ли смысл и негативное, да, я вижу его, это может быть вершина того, чего человек может достигнуть как природа, и это верхушка айсберга. С вершины этой замёрзшей горы ему тогда виднее Бога, потому что он оказывается существенно ближе к нему. Кто в это уверует, не блажен. Её природа, природа молодой покойницы, сожжёт сама себя, как будто она корабль, она выйдет из себя, преодолеет себя, в крайнем случае пустится вплавь и – молодая, красивая, милая и старательная – снова выступит в качестве духа. Вот у нас и готовая юная бабочка, красивая, как картинка, милости просим, ведь нам достаются по большей части старые, а вам люб новорождённый дух, у которого не хватает ботинок и сумки, вы ищете, перерываете весь реквизит, у нас тут набралось полно бесхозных сумок и ботинок, которые мы отняли у людей. Я вначале думала, что ботинки Габи всё ещё на ней, но их нет, пропали, извините, моя ошибка. Кто же знал, что подошвы обуви хранят следы, которые могут вывести прямо на убийцу? Мне бы следовало это знать. Другой это знал. Тот, кто снял с неё ботинки, и где они теперь? Я бы вам настойчиво рекомендовала не делать этот шаг в неведомое, который, должно быть, сделала Габи, – ничего не поделаешь, увы, слишком поздно, теперь вы уже знаете его, неведомое, лёжа среди щебёнки и имея возможность испытать всё это на себе. Но в правильной последовательности. Вам ни в коем случае нельзя сперва становиться духом, а лишь затем умирать, а то ещё увидят, как вы превращаетесь и потом бесконечно блуждаете без света, при одной только красной коптилке у дарохранительницы, из которой Бог уже давно съехал, потому что нашёл более просторную квартиру; как вы развеваетесь над заснеженными холмами, не становясь от этого ни лучше, ни красивее, в ночи, когда и без того плохо видно, но мёртвых-то видно. От них исходит светлый луч, правда не счастливый. Мёртвые. Действующие лица и зрители в одном лице. Они так редко становятся духами, потому что они, как уже сказано, нигде не находят дух, в который могли бы юркнуть, как юрок. Дух они бы при этом съели, чтобы выжить. Смерть могла бы извиниться перед нами, когда приходит слишком рано, так не делают, хозяйка ещё не накрасилась и не причесалась и не замешала майонез, из которого ничего не получится, это я с первого взгляда вижу. Кажется, я говорила уже много раз: только в смерти и на олимпиаде главное не победа, а участие, но теперь я ещё добавлю к этому, что мы, благодаря входным билетам на нашу собственную смерть (за которыми мы долго стояли в очереди к женщине, повинной в смерти приёмных детей, которая нас в итоге всё равно отправила ни с чем, потому что мы зашли слишком далеко и, к сожалению, должны быть рождёнными), стали частью самоосуществления Бога, да, это его хобби и его профессия, и это, естественно, идёт целиком за наш счёт. Цены в фитнес-клубе «Манхэттен» действительно недоступны даже Богу. Может быть, вы, будучи индивидуально так несамостоятельны, что вам приходится читать книги, чтобы получить хоть малейшее представление о духе, есть лишь питательная среда для процесса становления Спасителем, состоящего в том, что надо раствориться, проститься, что, пожалуйста вам, уже произошло, и как это можно – настолько одухотворить необходимость умереть? Вы моё единственное личное утешение, пожалуйста, простите меня. Эта юная мёртвая, мне смешна её глупость, как она могла довериться хищнику, запустив свою ручку в его ширинку, где её уже подстерегал зверь, который почти всегда ходит нагим, его сердце даже не дрогнет, когда он рвёт свою добычу, а когда зверю приходится работать, он не может одновременно писать, об этом позаботился, я думаю, северный адреналин или южный адреналин, который он выбрасывает. Зверь. Он готов повторять эту акцию в любое время, лишь бы подвигаться, говорит зверь. Кто работает на организацию мусульманского содействия или что-то в этом роде и ещё и зарабатывает этим деньги, тот живёт в опасности, сказал другой зверь, Лис из Граллы, после того как ему оторвало взрывом собственные руки и он прошёл все земные пути в погоне за своими руками, которые указывали ему дорогу. Применение насилия всегда непредсказуемо. Это так. Хорошо, что лис успел нам кое-что сказать, свою особую правду, которая мне почему-то не кажется более особенной, чем вся эта страна, в которой я сейчас нахожусь. Лучше этой стране сейчас заняться собой, чтобы не пугать других. Итак, эта юная мёртвая сейчас сверху донизу вскрыта врачом, череп распилен, надежд всё равно никаких, и с её руки, что некогда нечто держала, снято серебряное колечко дружбы, чтобы быть возвращённым её семье. Смерть. Ужас её связан только с нашей индивидуальностью и никогда-больше-небытием, я думаю. Будь мы все одинаковы, смерть была бы нам безразлична, ведь мы могли бы умереть только как вид, не сообщая об этом друг другу. Взгляните хотя бы на этот дух, он совсем новый, его придумала группа людей, когда они узнали, что никогда не станут более богоподобными, чем в этом пилотном фильме, где они в один присест смогли добиться господства над собой и нашим братом. Хотя бы раз! Да вы сами видите, как толика духа, возникшего таким образом, в следующих сериях каждый вечер перед новостями будет тщетно тужиться пробрать нас, чтобы наперёд перещеголять в жестокости очередные новости, да она и сегодня продолжает эти пробы на телевидении, потому что без пробы не поважничаешь. Дух есть непрерывная проба сил (по нему видно знание тщеты его попыток, как мне кажется), снова и снова отчаянные пробы, без результата. Если вы не поняли его сразу, вы можете пособирать колосья в «Тележатве» на ОRF; дух очень старается заинтересовать нас, чтобы мы наконец хоть что-то заметили. Сегодня, например, сообщали: крушение поезда в Норвегии, значит, в Норвегию вам ехать не надо. Хотя бы это вы поняли? Но толку никакого, потому что завтра будет что-то совсем другое, ещё более ужасное, но в другом месте. Телевизор – излюбленное место пребывания бессмертного духа, может даже место его зарождения, потому что он, похоже, никуда оттуда не хочет. Неудивительно, там так тепло, это для него почти то же, что у кого-то в голове. Может, телевидение даже единственное место, где дух, вопреки общеизвестному, ещё может надеяться, что мы обратим на него внимание. И так он вносит свою лепту в процесс становления и скончания, мы смотрим передачи из космоса и видим, что красивая бабочка уже появилась и капустному листу уготована страшная участь, и поэтому мы бросаемся её ловить, чтобы прихлопнуть. Мы могли бы управиться и без него, без телевизора. О, вот этого я не знаю. Вот я его и обидела! А ведь я его так люблю. Можно обойтись и без него, но ему я этого не говорю. В принципе всё идёт само собой. Раньше дух был целый мир, сегодня он, например, семейная серия, которая обжигает ему ноги, если он тут же не сорвётся и не побежит к следующей серии, всегда впереди рекламной паузы, гонимый ею, как разъярённой львицей. Всегда оставаться в движении, пока мы не сможем лицезреть Господа Бога нашего, у которого, может статься, будет слабое изображение, менее чёткое {но хотя бы аппарат не сломался!), чем у предыдущего фильма о живой природе. Кроме того, Бог по программной сетке только раз в неделю, по воскресеньям вечером, перед прайм-тайм-фильмом, и если он является раньше, мы его отключаем. И если он потом всё-таки опять нежданно-негаданно возникает, иногда