танцует ее жизненный кораблик. Да, именно так, море, и оно легко хоронит нас заживо! Ведь в стороне ждет толпа глупых и лишенных занятости людей, выжидающих в засаде, чтобы кто-нибудь наконец-то взял их след. Ну, а мы? Полетим дальше? Для этого нам, большим умникам, придется подняться повыше и пролиться дождем, известно ведь: под лежачий камень вода не течет! Женщина закрывает глаза рукой словно платьем на все случаи жизни. Скоро снова придется со всех сторон обкладывать мужа и ребенка съестными припасами. Что у нас сегодня на вечер, когда муж, компактный, подзаряженный и прямо с конвейера, скользнет вниз, вместо того чтобы туда ворваться? Он тщательно затянул себя как гайку во втулке своей жизни. А вечером он захочет раскрутиться. Он пенится и пузырится. Сегодня вечером, мы об этом едва не забыли, наступит время, положенное по закону, и женщина со своей гигроскопической тканью ждет, чтобы впитать в себя все, что за день произвел мужчина. А другие люди исчезают в тени и заживо хоронят свои надежды.
Вокруг простирается просторный ландшафт, об этом стоит сказать. На нашу судьбу, покрытую туманом, наложены довольно свободные путы. Двое парней гоняют наперегонки на мопедах, однако довольно скоро застревают в снегу. Они падают и катятся кубарем. Женщина смеется. Хотя бы один раз в жизни ей хочется решительно идти вперед. Сегодня муж так основательно пошерстил у нее внутри, словно он был в ней с кем-то на пару. Подождите немного, и вас вечером тоже подключат к электрической цепи! В данный момент мужа утащил в контору стальной противовес размером с телефон. По гравию, летящему из- под колес автомобиля, директор добрался до своего руководительского кресла, сидя в котором он управляет судьбами подчиненных и следит за горнолыжными соревнованиями по телевизору. Он тоже любит спорт, ребенок этому у него научился. Люди уже давно убаюкивали бы себя в постели, если бы на телеэкране не было столько движения и если бы при этом не приходили в движение ноги и сердца самих зрителей. Волоски плотно прилегают к коже, когда мужчина мчится по проселочной дороге — так он быстро ездит. Когда он кого-нибудь зовет, раздается гром как на сельской вечеринке. Скоро явится и весь хор.
По воскресеньям все ходят в церковь, демонстрируя общественный дух, господствующий в их общине. Затем они прикладываются к сосудам, расставленным на полках, где весело и свободно хранятся книги и памятки об их рабстве. Даже врач и аптекарь не уклоняются от визитов к папе Римскому и к Матери Божьей. Они не завидуют ничьей работе. Они, эти холеные стражи здоровья, прекрасные плоды университетского образования, отправляются в трактир. Там они проводят некоторое время и веселят друг друга. Врач завидует аптекарю из-за аптеки, которой он сам владел бы с большим доходом. Аптекарь смотрит на людей, взвешенных врачом на весах здоровья и найденных слишком тяжелыми из-за повышенного давления. Аптекарь обильно распространяет свои препараты среди безработных в этой местности, чтобы они снова повеселели и с удовольствием переминались с ноги на ногу от безделья перед своими жилищами. Их жены позаботились о еде, самих себя они тоже подают мужьям в изобилии. Они всегда есть в меню, чтобы у мужчин не было нехватки ни в чем и чтобы Прораб вечной жизни не взял их в оборот. Кое-кто из них уезжает отсюда, а ведь мы к ним так привыкли.
Жена директора, и в этом ее ситуация похожа на положение служащей банка (та каждый день обязана надевать другое платье), несколько раз в день натягивает свежевыстиранную гардину, отделяя себя от жадных взглядов деревенских женщин. В их глазах она чувствует себя более уверенно, чем в собственной комнате. Директор разговаривает с ребенком, который от неудовольствия высоко подпрыгивает на месте, чтобы ему потом разрешили сходить к приятелю. Ребенку не позволено выбирать себе друзей для насыщения аппетита, ведь отцы его друзей едят ЕГО хлеб! Дитя шествует по земле и управляет другими детьми, как своими игрушечными автомобилями. Мать сопровождает игрой на фортепиано все, что она только обнаружит, а там, снаружи, головы безвольно никнут на грудь. Они купили то, что увидели их собственные глаза, более ненасытные, чем их аппетит, и теперь деревенский люд по полной программе получает удовольствие от принудительной продажи их домов, слишком дерзко воздвигнутых на голой земле. Укутавшись в нежные помыслы, чистые, как мытая шерсть, они стоят перед банковскими окошечками, за которыми счастливые детки в белых блузках играют чужими деньгами. Они вытряхивают из конвертов с жалованьем свою судьбу и судьбу своих жилищ в широко разлившийся поток банковских процентов. Управляющий банка смотрит вниз, и у него кружится голова от того, какие головокружительные истории плетут люди о своих доходах, чтобы из-за неуплаты процентов не лишиться своих домишек, выстроенных собственными усилиями. Он вынужден отнять у них то, что они так любили, отнять прямо на пороге желанной цели. Вовсе не лишенный сочувствия, он заглядывает в их окна,
Когда смотришь на нее в окно, она такая стройная, наша девушка Природа. Мужчина, и в страсти своей остающийся чиновником, следует за своей человеческой потребностью — прошу не путать с неприятной потребностью в человеке! Господин директор раскинулся как природный ландшафт, однако сверху на нем восседает дух беспокойства. Свой плавленый сырок директор нанес равномерным слоем, и что же он видит на лице своей жены? Свою диктатуру с человеческим лицом? Женщина выглядит потерто и замызганно в новом, с иголочки, изящном белье, в котором она по его просьбе движется туда-сюда, словно в новом пространственном измерении. Деньги играют с людьми. Иногда, в редкую минуту просветления, директора охватывает раскаяние, и он своим огромным лицом утыкается в юбку жены. Сразу после этого он снова колотит ее головой о край ванны и следит за тем, протянулся ли только что проложенный путь до ее темной калитки, за которой она сидит у себя на коленях и баюкает сама себя, избалованная женщина, в которой можно спокойно рыться до самого ее счастливого конца. Каково бы было безработным жить на этом свете, если бы у них не было в качестве образца для подражания таких вот дешевых романов?
Директор, который спокойным тоном беседует со своим коллективом и взамен получает хоровое пение, днем, в светлое время, с большим удовольствием швыряет в тело женщины кусок своего добра. Ему нравится видеть, как растет его здоровье. Жена заклинает его, чтобы он был поосторожнее, хотя бы из-за ребенка, этого одинокого зверька, который в любой момент может неожиданно выскочить из угла своего ринга. Сын, ее выседок, беззвучно появляется в нужный момент, недолго смотрит на то, как родители вкушают друг от друга (как они крепко держатся за свой богатый, содержащийся в чистоте буфет), и снова исчезает, чтобы мучить соседских детей, которые растут без искусственного и художественного рая, мучить их своим спортивным инвентарем и болтовней о спорте. Сын созрел под солнцем, словно фрукты. Его отец, и вам это хорошо видно, ныряет рыбкой прямо в мать. Описать это слов не хватает. Мы хотим видеть дела, и за это мы платим при входе в заведение, сдавая в гардероб наши потребности, постоянно журчащие, словно вода.
Маленькие домишки отправляются спать пораньше, а в больших домах еще царит жизнь и между двумя противоположными полами разливается электричество. И уж если мы заговорили о воде, то влага их тел сливается в единый поток. Мы здесь наедине друг с другом, совсем приватным образом, потому что нам нечего стесняться и на публике. Когда влюбленные нашли друг друга, они с удовольствием баюкают себя напитками, изливающимися из бутылок с золотистыми этикетками, и чувствуют себя как дома. Друг в друге обретают они покой, после того как они привели в возбуждение свои половые органы, и становятся едины и единственны. Они извлекли себя из праха, и пока вокруг умирают бедняки, люди высшего круга каждый день заново добывают себе молчаливое право владеть и наслаждаться друг другом. Они скопили достаточно сил в своем банке, в штанах и сердцах, чтобы с силой впиться зубами в персик, только что цветший так прекрасно. Им принадлежит все, и даже сон доставляет им блаженство, и за закрытыми веками не видно алчного блеска в глазах. Нельзя, чтобы любимые их не заметили, и они каждый день рвутся из дома, чтобы собрать урожай новых шмоток и банковских счетов. Они вваливаются в дом со всеми вещами, которые они видели у сверхбогачей, у тех, кто возвышается над всеми и вся, они снова словно незнакомки, свежие и загадочные для своего милого, которого они имеют и хотят сохранить. А те, кто слаб, живут вместе друг с
