голоса на чем свет стоит честили Лопуха. Тут уж они были единодушны:
— Поглоти тебя Земля!
— Раствори тебя Небо!
— Утопи тебя Море!
— Ребята, следите за словами! — сделал замечание Корчмарь. — Правда, тут уж не поспоришь, надо признать — тупость и неповоротливость моего помощника даже святого заставят богохульствовать.
Лопух бросил ключи на место. Бражники выстроились перед стойкой, тесно прижавшись локтями: три сероватые кляксы с бледными ореолами лиц, обращенными в голубой угол.
Корчмарь повернулся к ним.
— Ну-ка, ниже, ниже! — возмущенно скомандовал он. — Вы что же это, вообразили себя джентльменами?
— Но ты же ведь никого сверху пока не обслуживаешь?
— Неважно, — невозмутимо возразил Корчмарь. — Каждый сверчок знай свой шесток! Так-то, сосунки! Коли вы серьезно настроились принять дозу, переворачивайтесь!
Недовольно ворча, бражники повернулись так, что теперь их головы были уже направлены в черный угол.
Сам же, не удосуживаясь лишний раз перевернуться, Корчмарь без церемоний всучил им неопределенных очертаний сосуд бледно-розового цвета, снабженный тремя отростками сосков. Бражники тут же ухватились за отростки и мгновенно припали к ним.
Не снимая тяжелой булки-руки с блестящей рукоятки клапана, Корчмарь заявил:
— Минутку терпения: сперва проверим вашу кредитоспособность.
С недовольным ропотом каждый из бражников извлек нечто слишком маленькое, не различимое Лопухом на расстоянии, и сунул под нос хозяину. Корчмарь тщательно изучил каждый из протянутых предметов перед тем, как опустить их в ящик кассы. Потом он объявил:
— Шесть секунд лунной браги. Сосите проворнее. — Не отрывая взгляда от наручных часов, правой рукой он повернул рукоятку клапана.
Один из бражников, кажется, замешкался, но тут же, шумно выдохнув носом, проворно присосался к отростку.
Пьяницы жадно приняли дозу, и, добрав последние капли, как водится, начали травить баланду.
Кружа в отдалении, Лопух благодаря своему острому слуху слышал почти весь разговор.
— Ну что, Корчмарь, гнусная выдалась Спятница?
— Да нет, не хуже любой другой — как если бы пьяному сосунку угодить к ненасытному вурдалаку и отдать ему кровушку до капли.
— Слушай, ты, жирная упырина, да я преспокойненько переночевал у Пита!
— У Пита? Преспокойненько? Не рассказывай сказки!
— Эх, чтоб тебе подавиться радионуклидами! А ведь вампиры действительно сцапали Пупсика и Очаровашку. Не поверишь, прямо у эскалатора по правому борту! Скоро «Ковчег», похоже, совсем опустеет! А уж Третий трюм и подавно. И так днем, бывало, проплывешь из конца в конец весь коридор и живой души не встретишь.
— А откуда тебе известно, что случилось с девками? — задиристо спросил другой бражник. — Кто знает, может быть, они просто перебрались в другой трюм, чтобы там поискать счастья?
— Счастья… скажешь тоже! Счастье повернулось к ним задницей, браток. Сюзи видела, как их уволокли.
— Да не Сюзи, — поправил Корчмарь, взяв на себя роль арбитра в споре. — Мейбл. Это она все видела. Но я скажу так: что спившиеся шлюхи заслужили, то и получили.
— Бессердечный ты все же, Корчмарь.
— Не буду спорить. Поэтому и кровососы на меня не льстятся. Но, если серьезно, ребята, оборотни и ведьмы чересчур вольготно себя чувствуют в Третьем. Совсем распоясались. Всю Спятницу глаз не сомкнул — караулил. Все, хватит, мое терпение кончилось — посылаю жалобу на Мостик.
— Да ладно тебе. Брось трепаться.
— Чтоб мне сдохнуть! Вот те крест.
Корчмарь смиренно опустил голову и истово перекрестил левую сторону груди.
Этот жест окончательно убедил пьянчуг.
Лопух закружил в обратном направлении и в сторону зеленого угла, постепенно удаляясь от стены. По пути он наткнулся на черный шар Кима, который совершал дозорный облет по периферии, прилежно перепрыгивая с одного каната на другой.
Впорхнув через зеленый люк, мимо проплыло нежное пышнотелое облако, дважды перечеркнутое поперек голубыми полосами — лифчиком и трусиками.
— Доброе утро, Лопух, — прозвучал мягкий голос. — Как поживаешь?
— По-всякому, — отозвался Лопух. Золотистая паутина распущенных волос едва ощутимой воздушной вуалью покрыла его лицо. — Я бросил пить, Сюзи.
— Не будь так жесток к себе, Лопушок. Себя надо жалеть.
Для работы — денек,
Для безделья — свой срок.
Забавляйся целый день,
А другой проспать не лень.
Так-то оно лучше.
— Знаю, знаю. Трудельник, Бездельник, Забавница и Спятница. Десять дней — земтябрь, двенадцать земтябрей — солнечник, двенадцать солнечников — звезд ник и так далее, и так далее — до бесконечности. Правда, с поправками, как мне говорили. Одно жаль — совершенно не ясно, что все эти названия означают.
— Ты чересчур серьезно ко всему относишься, Лопух. Тебе бы надо… О, Господи, какая киска! Ах ты, лапочка!
— Киссска! — большеголовое черное пятно, проносясь мимо, язвительно зашипело:-Я-сссамец!
— Ким — наш новый охотник, — пояснил Лопух.
— Эй, Сюзи, хватит транжирить время на старого беззубого слепого охламона, — окликнул девушку Корчмарь. — Плыви-ка лучше сюда.
Сюзи со вздохом подчинилась и грациозно проскользнула между веревок: ее изящные пальчики легко погладили грубую щеку Лопуха.
— Ах, Беззубик ты мой подслеповатый, бедный Лопушок, — прошептала она. Когда ее ноги проплывали мимо лица Лопуха, в его ушах прозвучал мелодичный перезвон золотых сердечек-слитков, подвешенных к браслетам на ее щиколотках.
— Что у вас слыхать о Пупсике и Очаровашке? — с наигранной кровожадностью спросил Сюзи один из бражников. — Сама-то ты как предпочитаешь — чтобы тебя опорожнили через сонную артерию или через распоротый живот, а?
— Заткнись, недососок! — устало осадила его Сюзи. — Корчмарь, налей-ка мне чего-нибудь!
— На твоем счете одни долги, чем будешь расплачиваться?
— Пожалуйста, не надо разыгрывать из себя дурачка, Корчмарь. Ты ведь и так знаешь ответы на все вопросы, тем более на последний. Пакетик лунной бражки, темной. А вас, господа, прошу потише.
— Истинным леди, Сюзи, мы подаем только в отдельной упаковке. Я обслужу тебя по высшему классу — наверху.
В кормовом углу раздались испуганные причитания, вскоре переросшие в душераздирающий возмущенный вопль. В проеме кормового люка бледнокожая нимфа в алых трусиках и лифчике — нет, в чем-то более широком — кувыркаясь и лягаясь, яростно билась с невидимым препятствием, как бабочка, ненароком угодившая в паутину.
Вероятно, забыв в спешке о правилах предосторожности, стройная девица некоторыми не в меру подвижными частями, прилипла к клейкому краю люка.
Неистовые усилия, сопровождаемые выкриками щедрых на советы пьяниц, наконец принесли желаемые плоды, и освободившаяся девушка, задевая по пути ванты и канаты, нервными рывками
