— И вообще я не пью.

— Так будешь пить, — сказал я.

Я схватил его за руку и потащил за угол, в кафе Молсона; он робко вырывался, бормоча что-то сквозь свои крепкие неровные зубы. Мне нужна была выпивка и веселье, причем немедленно, и я не собирался тащить его к себе домой только потому, что на людях ему будет не очень уютно.

За одним из столиков кафе я заметил девушку, именно ту, которую мне больше всего не хотелось видеть. Как, впрочем, и быть увиденным. Правда, я не дрогнул. И все же: когда я наконец научусь справляться с такими, как она?

— Садись, — сказал я, и Генри пришлось сесть; я толкнул его так, что он ударился о край дивана. Я плюхнулся рядом, задвинув его в угол, чтобы он не смог выйти.

— Сти-и-в! — заорал я, оповещая всех присутствующих о своем прибытии. Бармен, правда, уже направлялся к нам, но я всегда так кричу, чтобы его подразнить.

— Иду, иду, — откликнулся он. — Что будете пить?

— Что ты пьешь, Генри?

— Да ничего. Я вообще не пью.

Фыркнув, я сказал Стиву:

— Две по сто, и к ним содовую, отдельно.

втягивая голову в плечи и съеживаясь. — Я не пью.

— Нет, пьешь, — ответил я. — Что это с тобой? Давай начнем сначала, с самой школы. Ты расскажешь мне историю своей жизни: все тяготы, трагедии, неудачи и триумфы.

— Моей жизни? — повторил он, искренне удивленный. — Боже мой, я ничего такого не достиг. Работаю в магазине.

Я смотрел на него, удрученно качая головой, и он тут же спрятал руки под стол, словно стесняясь неопрятных ногтей.

— Да, я знаю, я ничего не добился, — он взглянул на меня своими необычными блестящими глазами. — Не то что ты — каждую неделю в газете, и все такое.

Стив вернулся, неся виски, и я подождал, пока он уйдет. Я всегда делаю вид, что ворочаю большими делами и не хочу посвящать обслугу в свои проблемы. Могу поклясться, что Стив иногда скрипит зубами от досады, хотя и молчит. У хорошего клиента всегда чуть больше прав, так что Стиву приходится терпеть. Он ведь всего лишь бармен.

Когда он ушел, я поднял бокал:

— За кривую, что нас вывезет, за коня, что унесет, за идею, что все выразит, за вранье, что нас спасет.

— Честное слово, я не пью…

— Я намерен тебя угостить, так что отказываться бесполезно. — С этими словами я взял его бокал и поднес к самому его носу.

Генри успел приложиться как раз вовремя — иначе бокал угодил бы прямо за широкий воротник. Он сделал глоток, и его огромный рот чуть не завязался узлом, словно его прошили тесьмой. Глаза округлились и наполнились слезами, он попытался задержать виски во рту, но чихнул, сделал судорожный глоток и отчаянно закашлялся.

Я едва не лопнул от смеха. Как-нибудь в другой раз я включу магнитофон, повторю фокус — и прославлю старину Генри на века.

— Черт возьми! — выдохнул он, обретая дар речи.

Он вытер глаза потрепанным рукавом (видимо, платка у него не было).

— Крепкое, — сказал он, вымученно улыбаясь. — Неужели ты это пьешь? — последнее он почти прошептал.

— Ну да, вот так, — сказал я и допил остаток в его бокале. — И еще вот так, — и допил остаток в своем.

— Сти-и-в! — заорал я, хотя у Стива был наготове поднос с новой порцией, и я это знал. — А теперь — о том, о чем ты начал говорить, Генри, — сказал я, но умолк на время, пока Стив расставлял бокалы и убирал пустые. — Словом, о тебе. Ты заявляешь «нечего рассказывать», потом сообщаешь, что работаешь в магазине, и точка. Так вот, теперь я сам расскажу историю твоей жизни. Прежде всего: кто ты такой? В этой созданной Господом серо-зеленой Вселенной нет большего оригинала, чем ты. Заметь, это только начало.

— Но я… — заикнулся Генри.

— Ни одна гора, — перебил я, — и наоборот, ни один атом — новейший, расщепленный, выбрасывающий альфа-частицы — не значат больше, чем твоя самобытность. Вспомни землетрясение, вековой дуб, скачки или научное исследование и, клянусь Богом, я назову то же самое, но на тысячу лет раньше. А ты, — тут я наклонился и воткнул указательный палец в ямку над его ключицей, — ты, Генри, уникален — как на нашей планете, так и во всей галактике.

— Ну нет, что ты, — засмеялся он, освобождаясь от моего пальца, который пригвоздил его к стене.

— Ты уникален! — повторил я, обнаружив, что эти слова помогают выдохнуть через ноздри запах виски, — но это только начало. Уже сам факт твоего бытия — это чудо, не считая того, что ты когда- либо сделал, сказал или о чем мечтал. — Тут я убрал свой палец и откинулся на спинку дивана, одарив его улыбкой.

— Навряд… — сказал Генри и покраснел. — Слишком много таких, как я.

— Ни одного, — взяв свой бокал, я понял, что он уже пуст, и выпил его порцию, потому что мои губы уже были сложены подобающим образом. — Сти-и-в! — Пока бармен приносил новую порцию, я молча наблюдал, как Генри потирает свою ключицу. — Итак, мы начали с чуда. Куда направимся дальше? Как ты думаешь?

Он хмыкнул.

— Не знаю.

— Раньше о тебе кто-нибудь говорил такое, а?

— Нет.

— Ну ладно. — Я выставил указательный палец, но не тронул его, потому что он был к этому готов.

В огромном зеркале за спиной Генри я снова увидел ту женщину. Она рыдала. Это, надо сказать, вообще было ее любимым занятием.

— Почему я об этом говорю, Генри? — сказал я. — Ради твоей же пользы. Ты ходишь по этой земле и всем рассказываешь, что ничего не сделал. А ведь ты — уникум. Ну что, тебе лучше?

В ответ он пожал плечами.

— Нет… Просто я не думал об этом. Наверное, да. — Он взглянул на меня, пытаясь понять, чего я жду.

— Ладно. Это уже хорошо. Это облегчает мне задачу, потому что я намерен продолжить свой опыт. Так кто ты, Генри?

— Ну, ты сказал, что я… уникум. Чудо.

Я стукнул кулаком по столу, да так, что все подпрыгнули, даже плачущая девушка, отраженная в зеркале. А больше всех Генри.

— Не-е-е-т! Я скажу тебе, кто ты. Ты — бесцветность, ты зануда, ты ничтожество! — Я неожиданно наклонился к нему, а он шарахнулся, как змея от соли. — Думаешь, это парадокс? Полагаешь, я сам себе противоречу?

— Не знаю, — губы его задрожали, но он через силу улыбнулся.

— Выпей, — я снова поднял бокал. — За глаза, голубые и карие, за огонь, пылающий в них, не за

тот,
на котором варево, а за тот, что сжигает двоих.

— Нет, спасибо, — сказал Генри.

Я осушил свой бокал.

— Эта девушка плачет. Но я тебя слушаю.

— Да, слушай, я говорю все это для твоей же пользы. А она пускай плачет: в конце концов поймет,

Вы читаете «Если», 1993 № 09
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×