— Нет, Цезарь, далеко не любой. Отец нашей царицы Авлет, например, не носил этого титула. Он свысока смотрел на жрецов, и те платили ему тем же. А ведь они имеют очень большое влияние на коренных египтян. Авлет не учитывал это. Царица же Клеопатра всегда была с ними дружна и даже жила в Мемфисе одно время. Вот жрецы и провозгласили ее фараоном. Царь и царица — это титулы Александрии. В Египте Нила — в настоящем Египте — эти титулы веса не имеют.
— Значит, царица-фараон убежала в Мемфис к жрецам. А почему не в другую страну, как ее отец, когда его скинули с трона? — удивленно спросил Цезарь.
— В чужие страны Птолемеи обычно бегут без гроша. Александрия больших сокровищ не копит. Поэтому если Птолемей не фараон, то денег ему взять негде. А Клеопатра, как фараон, велела жрецам Мемфиса дать ей денег. И получила достаточно, чтобы нанять в Сирии армию. Теперь она с войском стоит под Пелузием, на северном склоне Касиевой горы.
Цезарь нахмурился.
— Горы? Не думал, что тут есть какие-то горы. Во всяком случае, до Синая.
— Это просто высокая дюна.
— Ага. Продолжай.
— Генерал Ахилла привел царскую армию к южному склону горы и там стал лагерем. А недавно Потин с Феодотом перегнали в Пелузий военные корабли. И повезли туда же нашего маленького царя. Похоже, будет сражение.
— Значит, Египет или, скорее, Александрия в разгаре гражданской войны, — сказал Цезарь, расхаживая по залу. — Есть ли где-нибудь поблизости признаки присутствия Гнея Помпея Магна?
— Об этом я ничего не знаю, Цезарь. Определенно он не в Александрии. Это правда, что ты победил его в Фессалии?
— О да. Разбил наголову. Несколько дней назад он покинул Кипр, и я думал, что он направился в Египет.
«Нет, — подумал Цезарь, искоса наблюдая за Ганимедом, — этот человек действительно не знает, где сейчас находится мой старый друг и противник. Тогда где же Помпей? Может быть, его тоже послали к тому ручью в семи милях от гавани Эвноста и он поплыл дальше в Киренаику?»
Он вдруг остановился.
— Очень хорошо. Кажется, мне придется применить власть родителя в отношении этих глупых детей и попытаться примирить их. Поэтому ты пошлешь двух курьеров в Пелузий. Одного к царю Птолемею, другого к царице. Я требую, чтобы они оба явились сюда, в их собственный дворец. Это ясно?
Ганимед смутился.
— С царем я не предвижу никаких трудностей, Цезарь, но царица сюда не поедет. Как только она появится, толпа набросится на нее. — Он презрительно вздернул верхнюю губу. — Любимое занятие александрийской толпы — рвать на куски неугодных правителей. На рыночной площади, где много места. — Он кашлянул. — Должен добавить, Цезарь, что и тебе ради собственной безопасности никуда не надо бы выходить. Город сейчас во власти смутьянов.
— Хорошо, Ганимед. Делай, что можешь. А теперь, если не возражаешь, я бы попросил показать мои комнаты. И проследи, чтобы моих солдат хорошо накормили. Естественно, я заплачу за каждую каплю, за каждую крошку. Даже по вашим теперешним ценам.
— Итак, — сказал Цезарь Руфрию за поздним обедом в своих новых апартаментах, — мне пока ничего не удалось узнать о судьбе бедного Магна, но я боюсь за него. Ганимед ничего о нем не знает, однако я не доверяю этому человеку. Если другой евнух, Потин, стремится править через малолетнего Птолемея, то почему бы Ганимеду не делать ставку на Арсиною?
— Конечно, они поступили с нами низко, — заметил Руфрий, оглядывая помещение. — Сулили хоромы, а поместили в лачуги. — Он усмехнулся. — Особенно страдает Тиберий Нерон. Он выбит из колеи тем, что вынужден делить жилье еще с одним военным трибуном, а отсутствие приглашения отобедать с тобой и вовсе его убивает.
— И почему, скажи на милость, ему так хочется разделить трапезу с самым последним из римских эпикурейцев? Эти аристократы совершенно несносны. Да оградят меня боги от них!
«А сам-то он кто? — улыбаясь про себя, подумал Руфрий. — Такой же несносный аристократ. Правда, его несносность не связана с происхождением. И его бесит необходимость брать на службу таких болванов, как Нерон, только потому, что он патриций из рода Клавдиев. Но Цезарь не может сказать мне об этом, не оскорбив моего происхождения».
Еще два дня римский флот болтался на якоре с пехотой на борту. Только германскую кавалерию истолкователь повелений фараона с большой неохотой позволил высадить на берег и разместить за осыпающимися городскими стенами, на лугах возле озера Мареотида. Местные жители обходили стороной этих странных варваров, которые ходили почти голые, с татуировками и убирали свои ни разу не стриженные волосы в замысловатые узлы и валики на макушках. Кроме того, они ни слова не понимали по- гречески.
Проигнорировав предупреждение Ганимеда, Цезарь все эти два дня исследовал Александрию в сопровождении одних только ликторов, не обращая внимания на опасность. В Александрии обнаружились чудеса, достойные его личного внимания: маяк, Гептастадий, водные и дренажные системы, морские диспозиции, здания, народ.
Сам город занимал сравнительно узкую полосу известняка, отделявшую море от огромного пресноводного озера, даже в очень знойные годы снабжавшего александрийцев вкусной питьевой водой. Расспросы позволили Цезарю заключить, что озеро питается из каналов, связывающих его с самым западным, Канопским рукавом Нила. Поскольку Нил поднимался в разгар лета, а не ранней весной, озеро Мареотида избегало обычной участи озер, питаемых рекой, — застойности и москитов. Один канал длиной в двадцать миль был достаточно широк, чтобы пропускать в обе стороны баржи и таможенные корабли. Он всегда был забит судами.
Единственный выходящий из озера Мареотида канал заканчивался в западной гавани неподалеку от городских Лунных ворот. Его воды не смешивались с морскими, поэтому любое течение в нем было диффузным, а не поступательным.
Ряд больших бронзовых шлюзных ворот, встроенных в его стены, поднимался и опускался с помощью системы блоков от лебедок, приводимых в движение волами. Водоснабжение города обеспечивали отлого спускающиеся трубы, каждая из которых шла в определенный район. Впускные отверстия их периодически перекрывались для выемки ила со дна канала.
Первым делом Цезарь взошел на Панейон, насыпной холм из земли и камней. Засаженный кустами и низкорослыми пальмами, он давно уже превратился в буйно разросшийся сад. Мощеная спиральная дорога вилась по его склонам до самого верха. Искусственные ручейки с водопадами стекали в водоотвод у подножия холма. С вершины его открывался вид на многие мили вокруг благодаря равнинному ландшафту.
Город был построен в виде прямоугольной сетки, без всяких закоулков и кривых аллей. Улицы отличались широтой, но две из них были намного шире всех дорог, какие приходилось видеть Цезарю, — более ста футов от одной водосточной канавы до другой. Канопская улица шла от Солнечных ворот на востоке города к Лунным воротам на западе. Царская улица — от ворот в стене Царского квартала к южной стене. Всемирно известная библиотека-музей находилась внутри Царского квартала, но другие главные общественные строения были расположены на пересечении этих двух улиц: рыночная площадь, гимнасий, суды, Панейон, или холм Пана, бога лесов.
В названиях районов Рима имелась своя логика — они повторяли названия семи холмов, на которых построен город, или долин между ними. В плоской местности педантичные македонские архитекторы разделили город на пять произвольных районов: Альфа, Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон. Царский квартал находился в районе Бета. К востоку от него лежал район Дельта, где жили сотни тысяч евреев, которые проникли и южнее, в район Эпсилон, приют многих тысяч метиков — иноземцев с правами проживания, но не гражданства. Район Альфа объединял прибрежную полосу обеих гаваней Александрии, отделенную
