Большевики хотели построить за несколько пятилеток индустриальную цивилизацию. Теперь решено за считанные годы создать рыночную экономику. Но для этого требуется переход, если хотите, в некий другой духовный пласт, даже перестройка души. Россия рухнула быстро в 1917 году вовсе не из-за умелости большевиков. Дело не в «технологии». Тогда рухнул мир имущих. Борясь с советской властью, никто не выдвигал ценностей западных, присущих европейской цивилизации, вроде права собственности. Боролись за «великую Россию», монархию или учредительное собрание. Значимость этих понятий была глубинно понятна небольшой части населения, для большинства они оставались пустым звуком. С приходом к власти либералов или либерал-социалистов в феврале 17-го начался распад всего сущего. Русская действительность была «завязана» на самодержавную, авторитарную вертикаль. Рухнула вертикаль — погибла Россия.
Строя рыночную экономику, надо иметь в виду особенности национального характера. Да, законы такой экономики универсальны, однако системы функционирования ее в разных странах весьма различны. Сравните модели Америки и Японии, например. И немцы полагают, что Германия не похожа на страну классического капитализма, у нее sonder weg (особый путь). Пожалуй, в большей степени классика капитализма представлена в Англии, хотя и там есть свои особенности. Тем более в России не получится точно ТАК, как в любой другой стране. Капитализм — кроме всего прочего — есть социальный эгоизм, индивидуализм, доведенный иногда до крайних, абсурдистских пределов. Капиталистическое общество образуется совокупностью личностей определенного склада. Этот склад отсутствует в России, не имеет своего архетипа. В России традиционно коллективистское сознание, мы — народ общинный. Однако если исторический выбор требует, капитализм надо насаждать. Он не придет сам собой, даже если мы упразднили идеологический отдел ЦК и освободили цены. Пока же на прилавках магазинов только то (на две трети), что привезено из-за границы. В обмен на ту же нефть, лес, газ.
Есть смысл периодически возвращаться к собственному опыту. Немало говорилось в перестроечное время о столыпинской реформе в России начала века, однако нередко ускользала сама ее суть. Столыпин понимал, что главное не в том, чтобы наделить крестьянина землей. Надо вырастить новый тип земледельца, собственника, индивидуалиста, готового вести хозяйство в атмосфере рыночного риска. Недаром Столыпин просил 20 лет на проведение реформы, которых, как известно, он не получил. А с крестьянами, выделившимися в хутора, отруба, тогда боролись сами же крестьяне. Неприятие богатого соседа, похоже, свойственно нашим соотечественникам…
К сожалению, история ничему нас не учит. Да и вкус к ней, признаем, изрядно отбит. Более 70 лет людям вбивали в голову, что вообще история России началась с большевиков, раньше было только «темное царство». Многие из нынешних начальников так думают и сейчас. Поэтому уроки того же Столыпина никому не нужны. «Сделаем, как в Америке или во Франции. Почему у нас не может быть, как у них? Давайте ускорим». Столыпин не получил 20 лет, и нынешней России капитализм нужен прямо сразу, завтра, с понедельника. Не думаю, что Гайдар не понимает: рыночную экономику нельзя создать в течение года. Но и он, и другие (обещавшие уложиться в сколько-то там дней) говорили то, что кому-то было угодно слышать, потрафляя и общественным ожиданиям.
Кажется, мы уже разочаровали западных советников, которых побывало за эти годы в России множество. Здесь не срабатывают их универсальные рецепты. Возможно, дело в разнице мироощущений: западного человека интересует цель, русского — влечет поиск смысла жизни. Периодически мы задаемся одними и теми же вопросами: кто мы? откуда мы? Отвечать на них пытались блестящие люди — от Владимира Соловьева и Достоевского до Бердяева и Лосского. И все равно ответов нет. Нет.
Сейчас как никогда остро встает проблема исторического наследия. Что в конечном счете остается от истории любого народа? Культура в первую очередь. В этом смысле достояние России огромно. Причем не только в области гуманитарно-эстетической, но и в области культуры политической. Возьмите систему отношений центра и окраин. Какая была полифония, какое многообразие форм! Больная сегодня тема — Кавказ. Россия принесла в этот регион мир на столетие, мир, который длился до первой русской революции. Русское влияние для окраин было самым благотворным. Россия дала язык общения многим народам, входившим в Российскую Империю. А на каком языке сегодня будут говорить друг с другом Армения и Азербайджан? На английском? Для этого может потребоваться сто лет.
Сейчас стране нужны здоровый национализм, проявление национального (отнюдь не националистического) чувства. Может быть, выскажу идею, которая кому-то покажется бредовой, но я бы приветствовал решение нашего лидера короноваться. Стране нужна настоящая власть, когда правитель выступает не временщиком, а наследником власти, передает ее своему сыну. Такой эталон власти может возникнуть только в системе конституционно-монархических координат.
Утопия? Но в России все возможно. Власть здесь должна быть окружена неким ореолом, обладать харизмой. Американский президент может позволить себе быть, как все, бегать по утрам, выходить на лужайку Белого дома поболтать с гостями. В России все иначе: власть должна быть другой, как и другие — мы. Хорошо это или плохо, не знаю. Но пока все клятвы, которые произносились правителями над конституцией, не исполнялись. А конституции легко выбрасывались в корзины.
И еще, пожалуй, последнее. Русскому характеру всегда тесно в настоящем: его тянет или в прошлое, или в будущее. Но при этом всегда — в запредельную высь.
И снова Восток и Запад ведут напряженный диалог. Восток критикует «ту» цивилизацию как декадентскую, цивилизацию заката. Склонное к сантиментам отечественное славянофильство поговаривает о возвращении «железного занавеса», с помощью которого надо спасать Россию от тлетворной вестернизации. Выходит, снова изоляционизм, оборонческие настроения?
У человечества в запасе было достаточно времени — много сотен лет и даже тысячелетий, — однако выравнивания мира по одному эталону не произошло. Миру суждено оставаться разнообразным, в том числе и в цивилизационном отношении. Другое дело, что этим цивилизациям дано сталкиваться, драматически не узнавать и даже иногда шокировать друг друга. Возможно, в этом есть некая «хитрость» мирового разума, и Россия, стоящая на грани двух миров, периодически вынуждена переживать подобное. Сейчас это вылилось в серьезный кризис — кризис объективный, планетный, связанный с новым перерешением проблемы синтеза Востока и Запада. Почему он так сильно ощутим в России?
Это можно интерпретировать так. Россия — цивилизация молодая, окончательно не сформировавшаяся, ценности которой еще не кристаллизовались. Возможно, тот факт, что русская цивилизация существует на стыке Востока и Запада, приводит периодически Россию к кризису идентичности. Народ как бы теряет нить преемственности собственной судьбы, «обрывает» себя и с трудом восстанавливает свой образ перед лицом нового времени. Похоже, что сейчас кризис идентичности прошел через душу каждого.
Если ситуацию мира описывать в терминах техноцентричных и Запад отождествлять с технической цивилизацией, перспективу мирового развития можно мыслить как тотальную вестернизацию. Тогда общество будущего окажется «американоцентричным», и мы асе обречено! быть «западниками». Но можно рассуждать иначе. Технократические тенденции грозят завести человечество а тупик. Экологи, глобалисты уже всерьез говорят о подобной перспективе. Чтобы избежать тупика, требуется в самом ближайшем будущем реформация индустриальной цивилизации. Произойдет пересмотр базовых ценностей, ценностей продуктивного индивидуализме (безудержный потребительский гедонизм, закабаление природы), ведущего мир к катастрофе не только экологической, но и психологической, духовной. Мир не может служить лишь сырьевой базой для удовлетворения потребительских аппетитов раскованного гедонистического воображения. Запад сам это чувствует. Если мы не принимаем этой перспективы, у нас есть надежда, что постиндустриальная эпоха вернет нас к культуроцентризму, гуманитаризму.
В этом плане реальна возможность реабилитировать самобытные культуры Востока, нашу культурную традицию. Россия как страна культуроцентричная получает свой шанс. Русский человек весьма ориентирован именно на ценности духовные. Любым проблемам он склонен придавать некий метафизический, мироустроительный контекст, воспринимая все в духовном измерении. Удастся преодолеть кризис духовный — найдется выход из всех прочих кризисов.
Единого пути, однако, нет. Я принимаю метафору физики — бифуркацию, раздвоение. Точку
