он в темпоральной физике, как он называл это, не разбирался, он пользовался ее достижениями и рассуждал поэтому с позиций высшего знания.
Так вот, если верить Лиммелю, путешествия во времени — вещь вполне реальная, причем путешествовать теоретически можно в любом направлении. Однако первые же эксперименты показали, что при перемещении в будущее возникают какие-то пока непонятные возмущения темпорального поля, приводящие к разрушению машины времени уже на первых секундах перемещения. Путешествия же в прошлое оказались настолько просты, что машины времени для их осуществления доступны практически любому жителю того мира, откуда прибыл к нам Лиммель. Только вернуться назад в свой мир оказалось практически невозможно. И совсем не потому, что путешественник как-то застревает в прошлом. Наоборот, в прошлом невозможно задержаться сверх промежутка времени, определяемого величиной полученного темпорального импульса, по истечении которого путешественника неизбежно выбрасывает обратно в то время, из которого он отправился — но уже в совершенно иной мир, в котором все совершенное им в прошлом произошло в действительности и оказало влияние на историю. Самым поразительным в его рассказе было утверждение, что своим появлением в прошлом человек не меняет того мира, из которого он отправился путешествовать. Он просто перескакивает в некий параллельный мир, порожденный, быть может, исключительно его собственным вмешательством в прошлое.
— Быть может, — сказал он с какой-то затаенной гордостью. — Мир, в котором вы живете, родился благодаря моему вмешательству в его историю.
— Ну уж это вы, приятель, пожалуй, загнули, — я похлопал его по плечу. Выпитое пиво слегка шумело в голове, усталость постепенно отступала, и я слушал его треп уже вполне доброжелательно. Что, впрочем, не изменило моей решимости от него избавиться.
— Вы мне не верите? — спросил он.
— Конечно не верю. Вот если бы вы на моих глазах выпорхнули из небытия на своей машине времени — где, кстати, вы ее держите? — тогда, может, и поверил бы.
И тут он вдруг зарыдал. Честное слово, так прямо по-настоящему взял и зарыдал. Уронил голову на руки и давай почти беззвучно трястись, размазывая слезы и сопли по рукаву. Уж лучше бы глотал и дальше свои таблетки, чем так позориться.
Надолго его, конечно, не хватило. Минут через пять, слышу, начал он что-то бормотать себе под нос, но прислушиваться мне было не интересно. Я закурив новую казенную сигару, подозвал Клемпа и заказал ему еще пару кружек. Ну и бутербродов, конечно. Эх, испорчу я себе окончательно желудок таким питанием.
Клемп, видимо, прочитал мои мысли, и вместо бутербродов принес две порции сосисок с жареной картошкой. Раньше в его заведении о такой роскоши не приходилось и мечтать, но я не стал спрашивать, откуда все это взялось, а молча принялся за еду. Если дела пойдут так и дальше, я еще обо всем успею его расспросить. Я уже приканчивал свою порцию, когда бормотание Лиммеля стало отчетливее, и можно было разобрать без конца повторяемый им риторический вопрос:
— …и почему я такой несчастный?…и почему я такой несчастный?
Бывают же на свете зануды.
— А по-моему, так вы счастливчик, — не выдержал я наконец. — Столько, наверное, всего повидать успели. Как там, в прошлом нашем, интересно было?
— Что? — он непонимающим взглядом уставился на меня.
— Вы поешьте, приятель, и сразу полегчает.
Я кивнул на тарелку. Видно, голод сильнее всякого расстройства. Он даже переспрашивать не стал и вмиг умял всю порцию. Так, будто не ел дня три или четыре. Хотя, кто его знает, может, он и вправду давно ничего не ел?
— Ну так как там, в прошлом-то нашем жилось? — снова спросил я, когда он кончил есть.
— Глаза бы мои на это прошлое не глядели.
— А все-таки?
— Да какая вам разница? Будто я туда что-то разглядывать отправился. И зачем только я ввязался в это дело?
— Вам что, сильно здесь не по нутру? — я постарался удивиться.
— Мне здесь не нравится.
— Сами виноваты. Это же из-за вашего вмешательства наш мир стал таким, каким вы его видите, — я усмехнулся, показывая, что по-прежнему не верю его рассказу.
— Но что же мне делать?
— Да отправляйтесь снова в прошлое — только и делов.
И вот тут он мне выдал. Вот тут он меня наповал сразил.
— Если б я мог… — сказал он и всхлипнул.
— Что, кто-то угнал вашу машину? — я боялся поверить мелькнувшей в голове догадке.
— Ее нельзя угнать… Да вы не поймете.
Я с удовольствием съездил бы ему по зубам за эти слова, но сдержался. Пока. Скоро я перестану сдерживаться, потому что не нанимался выслушивать такие сентенции от всяких таблеточников.
— Вы что, боитесь вернуться к своей машине? — спросил я напрямик.
— Да не в этом дело, — он досадливо махнул рукой. — Не в этом дело… Если бы все было так просто… У меня… Ну как бы это вам объяснить? У меня сел темпоральный аккумулятор. И теперь я навеки заточен в вашем мире. Это была моя пятая, последняя попытка — и снова неудача.
Он опять закрыл лицо руками и зарыдал. После порции сосисок с картошкой сил у него на это было достаточно. А я сидел и мысленно чертыхался. Вот ведь угораздило этого Лиммеля! И самое обидное — в конце квартала.
— И чего вас понесло путешествовать? — я не мог скрыть досады.
— Да вам не понять, — не переставая рыдать, ответил он.
— Вот что, приятель, — сказал я веско, чтобы до него дошло, — если вы и дальше думаете продолжать в том же духе, то я сейчас встану и уйду, и выпутывайтесь тогда сами. И так плетете всякую чушь, а чуть что — сразу «вам не понять».
— Извините, Гайт, — это мигом привело его в чувство.
— То-то же. Так вы помните мой вопрос?
— Да. Мне было плохо. Там, откуда я прибыл, мне было очень плохо. И я решил поправить свои дела таким вот образом. Думал, мне повезет в другом мире. Год копил деньги на машину и аккумулятор. Думал, найду приличный мир, продам свои камешки и заживу себе безбедно. У нас ведь их научились синтезировать и продают совсем недорого.
Я не стал говорить ему, что у нас такими камешками разве что дороги не мостят. Просвещать его на сей счет я не собирался.
— И многие у вас там так вот убегают?
— Многие. Рабочих мест не хватает, жизнь дорога… Правительство специально финансировало программу по разработке дешевых машин времени, чтобы избавляться от лишних людей.
— Ну и дураки же вы там, однако, — заметил я. — Если из путешествия в прошлое все равно нет возврата, дешевле всего было бы отправлять всех желающих переселиться в лучший мир туда, — я поднял глаза к потолку. — Кто проверит? Просто удивительно, что ваши правители до этого не додумались. Я бы, во всяком случае, ни за что не стал бы переселяться туда, откуда нет возврата.
— Так были же возвращения.
— Здрассьте. Вы же только что говорили, что вернуться нельзя.
— Нельзя при единичном прыжке. Но если прыгать много раз, то может сработать закон компенсации. Да вы все равно… — начал было он, но вовремя спохватился и попытался объяснить мне действие этого закона. Разбирался он в этом деле плохо, и я понял одно — некоторым из первопроходцев все же удалось вернуться, и только после всесторонней проверки идея массового переселения овладела неудачниками типа Лиммеля.
— И вы, значит, использовали все пять попыток? — спросил я его, чтобы прервать объяснения. — Пять раз побывали в прошлом?
— Да. Это был кошмар, но его можно пережить. Тем более, что темпорального импульса хватает
