О сновидениях наш журнал неоднократно писал, тем не менее, думаю, будет нелишне напомнить саму механику сна. Крупнейший отечественный невролог Александр Вейн выделяет четыре фазы сна: переходное состояние (дремота), которое сменяет неглубокий сон, занимающий около сорока процентов всего времени сна. Затем приходит сон глубокий и «медленный», после чего наступает фаза «быстрого» сна. Именно в этой фазе человек видит сны, они сопровождаются быстрым движением глаз под веками, возможны вегетативные бури, сексуальное напряжение («Если», № 3, 1994 г.).
— То, о чем вы говорите, область не психологии, а нейрофизиологии. Из психологов же первый — и крупнейший — ученый, занимавшийся этой проблемой, конечно, Зигмунд Фрейд, основатель психоанализа, книга которого «Толкование сновидений» (1900 г.) подняла пласт явлений, связанных с неосознаваемой психической активностью. По Фрейду, сны не бывают случайными. Основополагающий принцип, объясняющий содержание сновидения — удовольствие, галлюцинаторное исполнение желаний, по разным причинам невозможное в реальной жизни.
Когда человек расслабляется, на поверхность выходят скрытые — часто даже от него самого — желания. Но все было бы слишком просто, если бы это исчерпывало проблему. Связь сновидения и реальности далеко не прямая; во сне продолжает действовать «контролирующая» инстанция, так что содержание сновидения искажается, маскируется. Тайные, скрытые мысли становятся доступными для толкования только с помощью специальных психоаналитических процедур. Скрытые желания не только трансформируются — во сне происходит некая «вторичная переработка» изначально не связанных образов, и мы получаем фантасмагории, где перемешаны давние впечатления и «дневные остатки», смонтированные в какой-то сюжет или, если угодно, фильм. Хотя, согласно некоторым исследованиям, сновидение — скорее не фильм, но система последовательных слайдов.
— «Быстрые» и «медленные» сны были открыты американскими физиологами в пятидесятые годы.
— А эффект «слайдов» обнаружен швейцарским психоаналитиком Мозером несколько позднее.
Согласно некоторым исследованиям, во время «медленной» фазы спящий тоже может видеть сны, однако они являются менее яркими, чем во время «быстрой» фазы. В «медленных» снах есть определенная логика, там работают те же мыслительные процессы, которые свойственны человеку в бодрствующем состоянии. И эти сны хуже запоминаются. На грани между «быстрым» и «медленным» сном возникают реакции, связанные с работой автономной нервной системы: учащается сердцебиение, возникает возбуждение, и человек оказывается в состоянии, близком к каталепсии — легкий мышечный «паралич», ощущение давления в груди…
— В таком состоянии, как вы описываете, вряд ли приснится что-то хорошее. Между прочим, происхождение известного нам слова «кошмар» связано с латинским, которое означает еще и «удушье».
— Определение кошмара, которое имеется в психоаналитическом словаре, обыгрывает ту же идею: кошмар воспринимается как некоторое удушье, давление. В более широком смысле кошмарами являются сновидения, которые ассоциируются с сильной тревогой, негативными переживаниями и беспомощностью спящего.
— И все же, насколько сновидение определяется физиологическим состоянием спящего человека? Снится что-то страшное оттого, что душно, болит сердце, — или, наоборот, сначала снится кошмар, а уж потом человек начинает задыхаться?
— Физиологи и психоаналитики пытались выяснить, что чем обусловлено. В 50-е — 60-е годы в Америке работал Чарлз Фишер, который исследовал именно эту взаимосвязь. Он полагал, что физиологические реакции являются следствием кошмаров, тревожных сновидений. Фишер фиксировал эти физиологические реакции с помощью специальной аппаратуры, записей импульсов мозга, ритмов сердца. Но надо сказать, что не все сотрудники даже его собственной лаборатории разделяли эту точку зрения. Эти исследования дали почву для размышлений, однако вопрос остался вопросом. По-видимому, природа кошмаров у разных людей очень разная. И связь снов с явью опять-таки очень индивидуальна. Интерпретация сновидений сложное искусство, Фрейд даже заметил, что полное толкование ка-кого-либо сновидения было бы равнозначно полному курсу психоанализа для пациента.
— Итак, причины, по которым нам снятся кошмары. Насколько я понимаю, самая простая взаимосвязь — с теми условиями, в которых спит человек, и с его здоровьем (соматическим, а не психическим): если подушка на голове или астма, то страшные сны гарантированы.
— При этом надо заметить, что, когда мы спим, внешние стимулы встраиваются в логику сновидения, в ткань сна. Какое-нибудь жужжание мухи, если человеку снится кошмар, может превратиться в сирену «скорой помощи». Физиологические ощущения во сне тоже могут приобретать зловещий характер.
Одним из психоаналитиков описан случай, когда у пациента, находящегося в клинике, во сне остановилось сердце. К счастью, другой врач, который был рядом, тут же это заметил и с помощью электрошока «оживил» деятельность сердечной мышцы. Процедура болезненная, но пациент был спасен. На следующее утро с ним беседовали; человек не знал, что с ним произошло, но помнил свой сон: доктор, к которому он относился с доверием, вдруг подошел и стал больно бить ему в грудь молоточком… Пример, думаю, весьма показательный. Но как разобраться — где причина, где следствие?
Физиология, соматические заболевания — отдельная проблема. Куда чаще кошмары обусловлены чисто психологическими причинами — травмами разной степени тяжести, которых не избегает никто.
— Неужели никто? А если это здоровый, благополучный, всеми любимый ребенок? Откуда у такого кошмары?
— Человек без травм и проблем, я полагаю, чисто условное допущение. Даже если внешне все благополучно, никто не минует каких-то «микротравм». Более того: травмы — необходимое условие развития человека, его выживания. Если окружающая среда всегда «соответствует температуре тела», это очень плохо — нечего желать, не к чему стремиться. Для развития человеку необходимо некоторое несовпадение желаемого и действительного; нужно испытывать чувство неудовлетворенности. Необходим, выражаясь профессиональным языком, оптимальный уровень фрустрации, который благоприятствует успеху человека в жизни.
— Некоторые люди, как известно, вообще чувствуют себя хорошо только на грани риска, они сами лезут в авантюры…
— Конечно. Риск поддерживает у них интерес к жизни, дает возбуждение. Некоторые из этих искателей приключений (я не говорю обо всех) обладают депрессивным ядром личности, без риска жизнь представляется им пресной, скучной.
— Стало быть, жизни без психологических травм и кошмаров не может быть?
— Да, думаю, все люди в той или иной степени знакомы с кошмарами, за исключением небольшого процента тех, кто не помнит своих снов.
Особенно значим для всей последующей жизни опыт раннего детства. Мать для младенца — почти весь мир. Хорошая мать удовлетворяет и физиологические, и эмоциональные потребности малыша. Когда с мамой что-то происходит — это сильнейший удар по ребенку, даже если он не понимает, что случилось.
— Например?
— Скажем, по какой-то причине матери маленького ребенка пришлось сделать аборт. Для нее это неизбежно стрессовая ситуация, какое-то время она переживает — и одновременно сын или дочь испытывает ощущение потери, тревоги.
Надо сказать, что отношения «мать — дитя» сложные и отнюдь не идиллические. Для ребенка есть как бы разные ипостаси: мамочка хорошая и мама плохая, сердитая; и сам он послушный, любимый или наказанный шалун. (Между прочим, в старинных книгах олицетворение ночных кошмаров — инкубусы — обычно женского пола, и у меня на этот счет есть некоторая догадка. Возможно, это как раз и есть «плохая» ипостась матери). Любой ребенок для нормального психического развития нуждается в том, чтобы любить и ненавидеть безопасно. Родители дают ему такую возможность.
— А если нет?
— Среди моих пациентов был подросток, который прижигал и резал собственные руки. Сам он объяснял это тем, что когда причиняет себе боль, то чувствует, что способен ее перенести. В процессе терапии мальчик рассказал мне такой сон: он увидел себя на подводной лодке, которая перевозила некое бактериологическое оружие. Произошла утечка, экипаж заразился. А обратиться за помощью нельзя:
