трудностями». Грабители, почти год орудующие на реке как на большой дороге, — «мелкие трудности». Убийство Джулиуса Годвина — «мелкая трудность», если посмотреть, как мало сил вкладывает Лиллехорн в его раскрытие. А потому — и в этом сошлись порок, леность и коррупция — и преступления Эбена Осли для главного констебля будут «мелкими трудностями», не зря же их двоих Мэтью часто видел вместе за игорным столом.
«Ну, сейчас покажем тебе мелочи в крупном масштабе», — подумал Мэтью.
Он встал, вмиг собрался, и когда накрашенные глаза лорда обратились к нему, заговорил:
— Я хотел бы попросить, чтобы некоторое внимание было уделено проблеме констеблей, сэр. Проблема состоит в том, что население города растет — равно как, увы, и криминальные тенденции в поведении жителей, — а количество и качество констеблей за этим ростом не успевает.
— Будьте добры назвать себя, — попросил Корнбери.
— Его зовут Мэтью Корбетт, сэр. Он клерк у одного из городских…
— Мэтью Корбетт, — уверенно и достаточно громко проговорил Мэтью, который не собирался позволить себя застрелить из кривого мушкета главного констебля. — Я служу клерком у магистрата…
— …магистратов, Натэниела Пауэрса, — продолжал Лиллехорн, обращаясь непосредственно к губернатору, повысив голос, — и мне отлично известна эта…
— Натэниела Пауэрса, сэр, — в свою очередь продолжал Мэтью, не сдаваясь в этой войне сцепившихся голосов, и вдруг его подхватила и понесла буря образов еще из той «мелкой трудности» с магистратом Вудвордом в Фаунт-Ройяле в колонии Каролина, когда он боролся за жизнь Рэйчел Ховарт, обвиненной в колдовстве. Он вспомнил скелеты в грязной яме, злобного убийцу-трактирщика, который пытался прикончить их в полночь, едкую вонь тюрьмы и нагую красавицу, сбросившую с себя плащ со словами вызова: «Вот она, ведьма!» Вспомнил полыхающие в Фаунт-Ройяле пожары, зажженные дьявольской рукой, снова увидел толпу, штурмующую двери тюрьмы и громогласно требующую сжечь ведьму, — а Мэтью к тому времени уже понимал, что она стала невинной жертвой куда более демонического коварства, чем то, о котором вопил в своих проповедях безумный проповедник Исход Иерусалим. Он видел, как тают жизненные силы Айзека Вудворда как раз в то время, когда он, Мэтью, рискнул всем ради своей «ночной птицы», как назвал это магистрат. И снова все эти сцены понеслись в мозгу водоворотом, и он развернулся к главному констеблю Лиллехорну, твердо зная одно: он заслужил право говорить как мужчина.
— …проблема, можно не беспокоиться. У нас достаточно хороших работников, лояльных граждан. Которые еженощно выполняют свой гражданский до…
Это нельзя было назвать криком, но эффект получился как от выстрела: никто никогда не смел повышать голос на Лиллехорна. Тут же в зале стало тихо, как в склепе — и Мэтью подумал, что сейчас точно бросил первую горсть земли на свою могилу.
Лиллехорн замолчал.
— Я взял слово, — сказал Мэтью, чувствуя в лице жар. — У меня есть право говорить свободно. Разве не так? — Он посмотрел на Корнбери.
— Гм… да. Да, конечно, мальчик, конечно.
Ну-ну, подумал Мэтью, мальчик. Он встал боком к главному констеблю, потому что не был готов повернуться к этому человеку спиной. Сидящий рядом магистрат Пауэрс сказал ему вполголоса:
— Ну, теперь постарайся изо всех сил.
— Пожалуйста, говорите свободно, — предложил лорд Корнбери, ощущая себя, очевидно, весьма благосклонным правителем.
— Благодарю, сэр. — Еще один беспокойный взгляд в сторону Лиллехорна, и Мэтью все свое внимание перенес на мужчину в платье. — Я хотел указать, что у нас — в нашем городе — две недели назад произошло убийство, и это…
— Всего одно убийство? — перебил Корнбери, криво улыбаясь. — Знаете, я сейчас приплыл из города, где дюжина убийств за ночь — обыденность, так что благодарите ваши звезды.
Эта фраза была встречена смешками, в том числе фырканьем Лиллехорна и мерзким носовым трубным звуком не от кого иного, как от Осли. Но Мэтью продолжал с непроницаемым лицом:
— Свою звезду я благодарю, сэр, но я хотел бы иметь защиту со стороны констеблей.
Теперь рассмеялись Соломон Талли и магистрат, а сидящий через проход Ефрем Оуэлс радостно что-то пискнул.
— Ну хорошо. — Улыбка у губернатора стала уже не такой мерзкой — или Мэтью начал привыкать к его лицу. — Продолжайте, будьте добры.
— Мне известно, какова цифра смертности в Лондоне. — «Газетт» старалась донести эту информацию до своих читателей со всеми натуралистическими описаниями перерезанных глоток, отрубленных голов, удушений и отравлений мужчин, женщин и детей. — А также тот факт, что в Лондоне есть развитая система охраны закона.
— К сожалению, недостаточно развитая, — пожал плечами Корнбери.
— Но подумайте, сколько убийств могло бы случаться за ночь, не будь этой системы вообще? Добавьте сюда прочие преступные акты, свершаемые меж закатом и рассветом. Я предлагаю, сэр, чтобы мы взяли лондонскую организацию за образец и сделали что-нибудь, чтобы выполоть криминальное насилие до того, как оно, скажем так, укоренится.
— Нет у нас тут криминального насилия! — крикнули с задних рядов. — Все это чушь собачья!
Мэтью не обернулся — он знал, что это один из тех самых «хороших работников» защищает свою несуществующую честь. Вскипел хор воплей и криков, и Мэтью переждал их.
— Моя мысль, — продолжал он спокойно, — состоит в том, что нам нужна организация до того, как возникнет проблема. Если поставить лошадь позади телеги и за телегой гнаться, можно сильно опоздать.
— Насколько я понимаю, у вас есть предложения?
— Лорд губернатор! — Судя по страданию в голосе, Лиллехорн сдерживал дыхание все время, пока происходил этот разговор — нет, этот дерзкий вызов его авторитету. — Клерк вполне мог бы подать свои предложения через моего секретаря, как и любой из присутствующих в этом зале, в этом городе, в этой
Имеет ли смысл напомнить, что письма написаны и либо отвергнуты, либо просто выброшены? Вряд ли, решил Мэтью.
— Да, некоторые предложения у меня есть, — сказал он, обращаясь только к Корнбери. — Могу ли я их огласить сейчас, для занесения в протокол и предания их гласности?
Он кивнул в сторону писцов, наставивших перья на пергамент за столом олдерменов.
— Можете.
Кажется, сзади кто-то зашипел. Да, у Лиллехорна выдался не самый удачный день, и, возможно, он станет еще хуже.
— Констебли, — начал Мэтью, — должны встречаться на некотором месте сбора перед началом обходов. Они должны заносить свои имена в журнал регистрации, указывая время прибытия на дежурство. Они должны также расписываться, уходя, таким образом получая перед уходом домой разрешение начальства. Они должны подписать обязательство на дежурстве не пить. И, если честно, пьяниц следует выбраковывать и выгонять со службы.
— Правда?
Лорд Корнбери поправил шляпу, потому что павлиньи перья начинали сползать ему на глаза.
— Да, сэр. Начальство этого…
— Стоп, стоп! — чуть не заорал Лиллехорн. — Констеблей набирают из рядовых граждан! Чему их нужно обучать?
