— Хочешь? — еще жестче спросил Сейдхе.
Чкудах пустил слюни.
— Бери, — разрешил эльф и расчетливым движением швырнул шоколадку наружу. Через пункт.
Чкудах сунулся в узкий коридорчик шлюза и осел на самой его середине. Когда его баграми втянули назад, никто не сомневался, что полуорк мертв.
Вспыхнувшая было надежда, что охранные машины периметра уснули, враз погасла.
И тогда Сейдхе вторично погнал через шлюз ребенка. Мать лишилась сознания, отец сделался белым, как мелованная бумага.
Пацан принес шоколадку и остался жив.
Сейдхе поразмышлял минут пять и приказал привести еще пятерых детей. Сирот. Четверых мальчишек и девочку: двух людей, черного орка, хольфинга и вирга-метиса, от четырех до пятнадцати лет. Всех без исключения шлюз пропустил.
— Что ж… — грустно сказал Сейдхе, окидывая взглядом толпу территориалов. — Осталось только доказать, что взрослых шлюз по-прежнему убивает.
И направился ко входу в узкий коридорчик.
Эльфа похоронили в этот же день. И в этот же день выбрали нового Техника. И принялись размышлять — какая выгода для территории таится в этом неожиданном знании.
Во-первых, дети были слишком малы, чтобы рассчитывать на их помощь. Даже старшие из них — тридцатилетние эльфы — мало отличались от пятилетних людей. И по силе, и по сообразительности. Долгоживущие медленно взрослеют. Но не в возрасте дело — просто добраться до ближайшего склада и доставить хоть что-нибудь в состоянии только взрослый живой. В самом деле, даже если добредет пятилетний карапуз-человек или орк-двадцатилетка до склада, сколько он в состоянии с собой унести? Банку консервов? Да он игрушку скорее ухватит или кулек с печеньем. А ведь на склад еще нужно попасть, открыть замки… К тому же вокруг может ошиваться какая угодно шваль. Так что дойти и отыскать то, что нужно, еще полдела.
Задача казалась неразрешимой…
Спустя несколько лет население Снеженска-4 сократилось вдвое. Прирост ресурсов территории падал и падал, и стало очевидным, что скоро Снеженск-4 опустеет.
Именно в этот момент Техник сумел понять одну из ключевых формул снеженского комбината и открыл секрет синтеза сырья — вещества, которое высоко ценилось как в Большом Киеве, так и в Большой Москве. Для синтеза требовалось оборудование — а оно в лабораториях комбината имелось — и особые камешки. Камешки можно было собирать в пределах периметра; но Техник сразу понял, что надолго запаса не хватит.
Первые же опыты увенчались успехом, сырье было синтезировано. Немедленно связались с Москвой и заключили первую сделку: несколько прирученных грузовиков примчались к площадке перед Степинским шлюзом, и чуть ли не весь световой день москвичи и территориалы перетаскивали на позаимствованных из клуба шторах груды консервов и банок с соленьями, пакеты с галетами и переносные источники питания для портативных приборов.
За год синтез съел все камешки на территории. Подчистую. Тогда-то и вспомнили о способности детей проникать через шлюзы. И пошло: поисковые группы из малышей шастали вокруг территории и помалу стаскивали внутрь заветные камешки. Дети, сущие несмышленыши и карапузы, в одночасье сделались спасением Снеженска-4.
Целых двенадцать лет все шло, как по маслу: Снеженск-4 наладил обмен и с Большим Киевом, и с Большим Минском, а как-то раз проявились даже кавказцы с совершенно неимоверным количеством мандаринов в картонных ящиках.
Пока не очнулся Рип.
Никто уже не помнил, почему Рипа назвали Рипом. Никто и не пытался вспомнить. Рип был, скорее всего, боевым мнемороботом, но понимал это единственный живой в Снеженске-4 — Техник.
Пропал ребенок, причем не ходивший в этот день за периметр. Его искали в жилых районах и на комбинате, но тщетно. Вскоре пропал другой. Третий.
А спустя месяц дети рассказали, как из-за комбинатского цеха выскочил металлический паук и утянул эльфийку Майен куда-то в бетонные джунгли и переплетение арматур. Остальные дети с визгом разбежались.
В первые месяцы взрослые паука-Рипа видели всего дважды, днем. Сначала Рип появлялся лишь изредка, но потом стало ясно, что он растет и требует все больше и больше пищи. Дети стали пропадать прямо из жилищ; если взрослые пытались помешать — Рип их убивал.
На территорию наползла тень отчаяния. Взрослые не отпускали детей из жилищ; к пропускным пунктам водили под охраной и ждали до тех пор, пока они не вернутся. Но это не помогло: сначала Рип накинулся на детей, легко разогнал охрану и беспрепятственно утащил жертву. Потом попробовал нападать за пределами периметра, но по какой-то причине после первой же попытки отказался. И продолжал разбойничать на территории.
Снеженцы запросили помощь у Москвы и Киева, но чем те могли помочь? Попытались устроить облаву своими силами — потеряли трех живых, а Рипа даже не оцарапали, хотя палили по нему в сотню стволов.
Где прятался Рип, тоже оставалось загадкой. Свои стремительные и непредсказуемые рейды он совершал то днем, то ночью, но чаще всего под самое утро, на рассвете; и свидетелей его бесчинств больше почему-то не оставалось. Наверное, Рип их убивал. Во всяком случае, помимо пропавших детей территориалы несколько раз натыкались на трупы, и смотреть на них было весьма неприятно. Погиб мастер-гном Думерник, погиб певец из людей Гнат, нашли обезображенные до неузнаваемости останки и только по серебряным часам-луковице опознали, что это староста Петровки хольфинг Ван Реты по прозвищу Балагур. Накануне у Балагура пропала двенадцатилетняя дочь…
Видимо, грем пришел глубокой ночью и заперся в заброшенной каморке охраны на пропускном пункте. Там он продремал до рассвета, а едва развиднелось — отправился в глубь территории. Ближние к периметру кварталы обычно пустовали — постоянно там никто не жил, а искать там изначально было нечего. Средоточием жизни Снеженска-4 всегда оставался самый центр: кварталы лучших домов, с некоторых пор опустевшие магазины да вычищенные подчистую склады комбината. Сам комбинат мало кого интересовал, а уж теперь, с появлением Рипа, его обходили за три квартала.
Не став размениваться на пустопорожние разговоры, грем пошел прямо к Технику Снеженска-4 Альмелиду. В такую рань территориалы еще не решались высунуться из жилищ, спешно превращенных в убежища. Розоватые отблески лежали на слоях уличной пыли, и казалось, что это не пыль, не грязь, а увядшие и опавшие мечты жителей территории о безбедной жизни. Гномьи ботинки грема впечатывали в мечты рифленые оттиски.
Жилище Техника грем определил безошибочно — чутьем, что ли? Толкнул решетчатую калитку, прошагал по квадратным гранитным плитам к ступеням, ведущим на крыльцо. Меж плит пробивалась чахлая травка.
У стеклянных дверей на уровне глаз грема красовалась массивная металлическая табличка: «Снеженсжое промышленное техническое предприятие».
Двери были заперты на массивный висячий замок.
«Несложная техника, — подумал грем. — Неужели Рипу это может помешать?»
На стук явился заспанный молоденький техник без штанов и в куртке на голое тело. И еще в тапочках. Увидев лысую, голову с татуировкой (грем специально повернулся боком к двери), техник-засоня чуть не выронил пижонскую зеркально-сверкающую «Беретту».
— Открывай, — потребовал грем.
Техник отупело застыл перед дверьми. У него были трогательно оттопыренные уши.
— А… сейчас…
И, теряя тапочки, припустил куда-то в глубь холла. К телефону, наверное.
Техник — Техник, а не техник — появился на удивление быстро, и при этом он был тщательно и аккуратно одет. Только не выбрит, что слегка портило впечатление. По его команде засоня, надевший-таки штаны и кеды, отомкнул замок и приоткрыл одну створку.
