в дальнем углу помещения, и сострадательно наблюдал за происходящим. Лицо его метнуло на вошедших оценивающий и, как обычно для машин этого класса, чересчур эмоциональный взгляд.
Были глухие стоны, была вонь. Некоторые из пациентов повернули лица к двери и молча уставились на Пилота (он почему-то сразу понял, что это были все, кто мог повернуть шею; другие лишь двинули глазными яблоками в его сторону).
— Здр… — выдохнул ошеломленно Пилот.
Никто не ответил. Взгляды синхронно переместились к Мэллару.
Диагност в этот момент включил сложную, тревожащую музыку. «Триумф позора» Покко ди Корцио. Пилот терпеть не мог ди Корцио, но здесь его «оркестровые вихри» были на месте.
— Вот, — тихо и напряженно сказал Мэллар, и камнем падающая музыка не помешала Пилоту его услышать. — Вот теперь ты видишь, чем надо пожертвовать, чтобы увезти синакон. И можешь сам выбрать тех двоих-троих, кого возьмешь с собой.
— Им всего-то нужно, — в мэлларовском полушепоте появились просительные нотки, — всего-то, чтобы их побыстрее отвезли куда-нибудь, где есть метропольный госпиталь — мой Диагност не умеет делать пересадки скелета… — и продолжил: — А всего-то — двухнедельная, ну пусть даже месячная задержка с поставками синакона. А?
Пилот все не мог оторвать взгляда от постелей с больными. К тому же он всегда ненавидел такую музыку, но только теперь понял, почему.
— Что это? — сказал он наконец. — Почему это они вместе? Даже стенка разломана, чтобы вместе. Где кухня?
— Ага, — удовлетворенно сказал Мэллар. — Ты тоже заметил. Ведь заметил? Ну признайся, что же ты? Вот к этому поближе подойди, он у нас под номером пять, имя ему Америго Беспуччио, но это не имя, а прозвище, в честь какого-то механического певца, я в них не очень-то разбираюсь…
Рот, распяленный в вечном, немом крике, застывшее, обмяклое тело, движутся только глаза да еще губы немного… Что-то ползает по нему, наподобие паука-мусоросборщика, только мельче.
— Да ты поближе подойди, теперь не страшно, он уже не укусит. Его вот этот паучок через кожу кормит. Не то что раньше. Рот у него раскрыт, видишь? И не закроется никогда, если не поможешь.
— Послушай, — сказал Пилот. — Дьявол. Ты вот все на эмоции давишь…
— А ты сюда погляди, сюда! — Мэллар на глазах оживал, наполнялся энергией, Пилоту показалось, что это тревожная музыка ди Корцио напитывала Мэллара, отбирая энергию у Пилота. — Нет, ты глянь, здесь попроще случай, здесь еще челюсти не задеты. Познакомься — Инзим бао Лень Жо, русский. У него, правда, легкая форма — расхрупление костей рук и ног, да еще с ребрами неприятности, приходится держать на искусственном дыхании.
— Здравствуйте, — сказал Инзим бао Лень Жо и улыбнулся. — Так вы нас сегодня, значит, забираете?
— Вас заберут недели через две, — сказал Пилот. — Или три, но это максимум. Уже запрос послали. Так что…
— Как же это? — спросил, все так же улыбаясь, Инзим бао Лень Жо. — Выходит, вы нас убиваете?
— За вами приедут, — сказал Пилот. — Вас вылечат. Только подождать надо. Я вообще за другим. За си…
— И какие ощущения, когда убиваешь? — вежливо поинтересовался бао Лень Жо. — Я имею в виду раскаяние, тайное удовольствие, ощущение могущества, злорадство, досада — что?
— Помолчи, Инзя, — вмешался Мэллар. — Вечно ты со своим любопытством. Это личное дело господина Пилота. Будешь настаивать, он подаст на тебя в суд по обвинению в превышении. Или принижении. Господин Пилот, вы вот лучше сюда посмотрите…
Нет, правда, словно энергия Пилота к Мэллару перетекала, даже не только энергия, но и само здоровье. Мэллар приободрился, собрался, хотя и явно через силу, зато Пилот чувствовал себя плохо. «В этом аду, — сказал он себе, — совсем неудивительно, если почувствуешь себя так плохо. Но с другой стороны, — добавил он опять же себе, — я нахожусь пусть в самодельном, но все ж таки лечебном учреждении. И Диагност здесь присутствует, плохонький, конечно, но Диагност, он должен заметить болезненное состояние посетителя, должен как-то реагировать».
Диагност не реагировал, зато Пилот почти физически чувствовал, как молчавшие, закаменевшие, закостеневшие пациенты Мэллара молили его о помощи. То есть, разумеется, никто никого ни о чем не просил, даже и смотрели теперь в его сторону немногие, но и те, кто смотрел, о помощи не взывали — наоборот, разглядывали презрительно.
А тут еще этот сервер… И с чего вдруг неймется этому серверу, все время рядом околачивается…
И тут Пилот ощутил жуткий всплеск боли в колене. И сервер тут же к нему бросился, вскричав с явной недоброжелательностью:
— Еще один!
Сознание возвращалось медленно и не то чтобы мучительно, но как-то ватно. Сервер хлестнул его по лицу чем-то жгучим и поспешно удалился. Над Пилотом склонилось тошнотворно огромное лицо Мэллара.
— Добро пожаловать в Ля Зарет! — сказал он.
— Дьявол! — едва слышно проговорил Пилот.
Пилот не знал, что такое Ля Зарет, но по тону понял: это что-то очень нехорошее.
— Сволочь, — отозвался Пилот. — Ты что со мною сделал, скотина?
Мэллар криво улыбнулся.
— Безумно устал. Просто безумно. Когда-нибудь все эти болезни окончательно меня доконают, честное слово.
И тут же поскучнел, и тяжко вздохнул, и о чем-то своем задумался. И головой покачал сокрушенно в такт раздумьям. И гордо подбородок вздернул, обнажив тощую противную шею.
— Что ты со мной сделал?! — сквозь непроходящую слабость выхрипнул Пилот.
Мэллар еще немного подумал, пожал плечами, отогнал жестом подбежавшего было сервера.
— Да, собственно, ничего. Это просто ваша собственная неосторожность. Вы прибыли на планету, где свирепствует неизвестная эпидемия, и даже не озаботились соблюдением элементарных правил. Я все удивлялся, зачем вы сразу сняли шлем. Поразительная беспечность! Поразительная!
— Ты сказал… О Боже мой, ты специально меня…
— Вы во всем видите злое намерение, это нехорошо, — произнес Мэллар, опять явно слабея, словно невидимый источник, питающий его энергией, внезапно иссяк. — Я ведь ничего такого вам не сказал, только сообщил вам… сообщил результат последних анализов, а ведь мы с вами знаем… — тут Мэллар набрал воздуха в грудь. — Господи… что за запах… насколько можно. Доверять. Таким. Результатам.
И уже из самых последних сил он присел перед лежащим навзничь Пилотом, оперся руками об пол и стал медленно склонять к нему напряженно улыбающееся лицо. Пилот и без того был на грани обморока, и странное поведение Мэллара привело его в состояние чрезвычайной туманности. Говорить он не мог, только выпучил глаза и подумал: смерть пришла, — потому что ничто, кроме смерти, не могло приходить таким необычным и в то же время совершенно естественным образом.
Мэллар склонился над ним так, что его лицо отделяли от лица Пилота считанные миллиметры, улыбка оказалась вовсе не улыбкой, а широко растянутыми потрескавшимися и бледными губами, глаза полузакрыты, волосики реденькие, сквозь них просвечивает розовая потная лысина — и вдруг дохнул на него чем-то горячим.
— Запах, а?
Никакого запаха Пилот не почувствовал.
— Синакон твой… Это его запах…
И свалился на Пилота.
— Я задыхаюсь, — продышал Пилот.
И Мэллар от этого шепота тут же пришел в себя. Тут же поднялся, присел рядом, пару раз глубоко
