пытается пробить каменную стену, неся потери и подставляясь под юмор конкурентов, женщина просто пойдет искать другую стену — может быть, ее и преодолевать не придется?
Вот так и скажем читателям фантастики. Пусть наслаждаются кем-нибудь другим. А когда тот, кто перед ними ковриком стелется, основательно надоест… Ведь не только писатель — читатель тоже имеет свойство взрослеть. А то, что новое поколение юных идиотов потребует той же ахинеи, от которой балдели и торчали папочки, это еще не аксиома. И трудно будет языку, истертому о конкретные читательские задницы, приспосабливаться к нормальной речи, вы уж мне поверьте!
Э.Г.: А что, если читатель определенного интеллектуального уровня попросту устал от прямого и явного вымысла и уступил эту площадку потребителю менее взыскательному? В таком случае автору, строгому к себе и к читателю, необходимо, вероятно, последовать за ним — не суетясь и не заискивая, и перейти на смежные пространства, например, к историко-авантюрной прозе, о которой вы говорили. Здесь вполне можно реализовать свои знания и умения, причем старый инструментарий фантастики окажется весьма полезен при разработке фабульной прозы. Другое дело, что, скажем, исторический роман или детектив представляют собой довольно-таки «закостеневшие» образования со своими традициями, почти приравненными к закону. Не обманете ли вы читательские ожидания, начав экспериментировать?
Д.Т.: Дефиниции, сэр! Фантастика в исконно-посконном смысле слова — это то, с чего был взят старт. Это центр, откуда все мы с годами расползаемся в разные стороны. То, что творится теперь, это уже пограничные состояния и жанры с поджанрами. Нельзя всю жизнь писать про фанерные звездолеты, если ты не целенаправленный правоверный халтурщик и не страдаешь инфантилизмом в крайней степени. Литература для думающих и сомневающихся людей — это именно литература о думающих и сомневающихся людях, а прочее — более или менее обязательный антураж.
Новое поколение идиотов, я полагаю, потребует нового поколения халтурщиков, и не более того. А мы будем делать то, что считаем нужным. Раз уж литература все равно не кормит, как во времена оны, значит можно позволить себе полнейшую свободу мысли и пера! Рано или поздно они будут востребованы.
И поэтому действительно имеет смысл говорить о «переходе на смежные пространства», например, к той же историко-авантюрной прозе. Но это лишь один из коридоров. Беда нашего поколения в том, что ему лень оторвать задницу от стула и потратить несколько месяцев на что-то совершенно новое. Мы все еще надеемся, что высосем из пальца шедевры. А откуда они в этом пальце возьмутся? Если бы можно было уехать на лето в археологическую экспедицию! Уйти в путину с рыбаками или хоть в регату «Катти Сарк»! Я туда просилась — не вышло, а ведь морской болезнью не страдаю, физически бы справилась. Мы, фантасты, потрясающе мало знаем об окружающем нас мире. Если бы не журналистика — и я бы о нем ничего не знала.
А что касается инструментария фантастики, так он пригодится разве что для создания ходульных образов положительных персонажей. Возьмем, к примеру, Акунина. Замечательные стилизации. А вот именно детективный сюжет у Акунина совершенно фантастический. Почему никто из нас до этого не додумался?
Знаете, я именно историю сейчас воспринимаю как далекий космос, где совершаются неслыханные открытия. Вот где пространство для эксперимента! Давайте оставим тех, кто пишет классическую фантастику, дописывать ее и кормиться благодаря последним могиканам, которые только ее и читают. Их не так уж мало. А сами двинемся вперед, как пионеры Дикого Запада. Если больше нельзя жить в каком-то пространстве, до такой степени оно испорчено, собираешь манатки и уходишь туда, где еще чисто и кислороду побольше. Не я одна такая умная. Многие из наших собратьев по перу уже осваивают эти территории.
Э.Г: Вашими бы устами да цикуту пить! Какие просторы, какой еще кислород?! Помнится, лет этак двенадцать тому назад, когда на нас обрушилась лавина американской фантастики, я, к своему удивлению, вдруг заметил, что разные зарубежные авторы (весьма уважаемые) почти одновременно выпускали весьма похожие книги. Позже я сообразил, что у них там весьма строга писательская дисциплина. Скажет литагент с подачи издателя: «Пиши фэнтези», — автор берет под козырек; скажет: «Космическую оперу» — становится во фрунт… Позволить себе вольности могли только авторы бестселлеров, да и то потому, что они… не позволяли себе вольности и писали то, что издатель заказал. И вроде бы ничего в этом плохого нет, кому, как не издателю, доступен срез сиюминутных читательских предпочтений. Вот и у нас сейчас истоптали делянку, скажем, фэнтезийной махаловки и социального надрыва и кинулись вроде бы на целинные земли. А в итоге — либо та же альтернативная история, если автор склонен к науке (точной или гуманитарной), либо все та же фэнтези, если склонен к мистике, только персонажами будут не всякие принцы, а вполне исторические деятели. Но в этом рассуждении есть одно слабое звено — у нас не найдется такого количества издателей и литагентов, чтобы формировать волны авторских предпочтений. Так что, скорее всего, речь может идти о какой-то взаимной творческой индукции, или, пользуясь иной терминологией, о перекрестном опылении. А что касается интереса писателей к истории, так, может, они просто нутром ощущают востребованность такой литературы. Может, отсюда и явный интерес к державности, к героике созидания, а не к пафосу разрушения?
Д.Т.: Эдуард, когда пафос разрушения привел страну к ее теперешнему состоянию, поневоле задумаешься — а не пора ли что-нибудь построить? Да, мы — имперцы, которых сбили с толку, да, мы можем существовать лишь в пространстве империи, и что в этом плохого? Лучше быть вторым в Риме, чем первым в деревне. Лучше быть равным среди первых, чем первым среди равных. И так далее.
Если бы у нас сознательно формировали волны читательских предпочтений, как бы хорошо жилось! Еще не забыты издательские планы на десять лет вперед? Мы бы знали, что через год все еще будут читать про драконов, но в 2003 году уже подавай криминальную альтернативку. Полагаю, что и на Западе вряд ли кто этим сознательно занимается. Просто есть опробованный товар, который всегда возьмут. При любых потрясениях выплывет тот, кто торгует продуктами питания, медикаментами и одеялами. А в литературе выплывет тот издатель, который недорого снабжает боевиками и дамскими романами. Вспомним, какая в девятнадцатом веке была изумительная лубочная литература! Миллионными тиражами! Всякие там Бовы- королевичи, Ерусланы Лазаревичи и прочие «принцы амбара» в ассортименте! А теперь наша фантастика скатилась по лестнице — от маяка, на который равнялись поколения, до лубка, которым впору уже клозеты обклеивать. Просто у ребят не было иного способа выжить, кроме как выполнять заказы. Это — раз. А два — наконец-то оказались востребованы графоманы.
Что же касается взаимной творческой индукции — это красиво сказано. А ко мне лично это как применимо? Кто меня «опылил»? Ну ладно, скажу — Александр Дюма. Старая добрая фантастико- авантюрная история. Нужно бы проследить, у кого какие корни в мировой литературе, и продолжить образовавшиеся линии. Тогда и станет ясно, какой прогресс нам угрожает.
Мне кажется, удастся перенести в исторический жанр кое-какие фантастические идеи. Скажем, выстраивание мира. Я вот этим собираюсь заняться в ближайшем будущем. Или работу с подлинным фольклором, а не с тем, который в хрестоматиях.
Э.Г: Десятилетние издательские планы сейчас могут привидеться разве что в ночных кошмарах. И это хорошо. А вот что касается поисков в истории ответа на вопросы злобы дня- это мне представляется вполне перспективным и продуктивным явлением. В конце концов, через одну точку можно провести бесконечное количество линий, но если мы говорим о «стреле времени» — то здесь без двух «точек» не обойтись, и одна из них находится в прошлом. Чтобы хорошо писать о будущем, надо хорошо знать прошлое — тут вы совершенно правы. Однако здесь угадывается небольшая опасность — в какой-то момент метод становится самодовлеющим. И тогда своеобразная центрифуга раскидывает авторов в стороны — одних в фоменковщину, в попытки навести на плохую фантастику лоск достоверности, других — в откровенный и самозабвенный экскапизм, когда за схватками богов и героев, добрых молодцев и злых чудищ нет ничего, кроме игрищ досужего ума. А вся эта, говоря словами Аркадия Стругацкого,
