— Думаю, для начала этого хватит.
Я пинком отбросил кисет к ногам гостьи.
— Я берусь за это дело не ради денег.
Она впервые улыбнулась.
— Больше ты от меня ничего не получишь. Мой муж не сможет восстановить тебя в правах, а если бы и мог, я бы на этом не настаивала.
— В те времена, когда еще уважали порядок и приличия, вас бы раздели догола и били кнутом на всех площадях за то, что посмели явиться ночью к мужчине, да еще не родственнику, — усмехнулся я, задумчиво разглядывая ее. — Впрочем, такое и сейчас случается.
Она презрительно хмыкнула, накинула на голову мантилью и выплыла из комнаты. Уо, должно быть, встретил ее у двери, потому что я не услышал стука. Не успела она уйти, как я потянулся к текиле.
На следующий день я проснулся поздно, с распухшей головой, мерзким вкусом во рту и тошнотворным ощущением в животе, причем не только физическим. Дважды за последние дни мне пришлось иметь дело с призраками прошлой жизни, а это в два раза больше, чем я способен выдержать.
Переодевшись в чистые одежды, я наскоро проглотил холодную тамале, осевшую в желудке свинцовым комом, и поспешил на улицу. Скоро ворота рынка закроются, а мне нужно кое с кем повидаться.
Улицы вокруг рынка Огненного Цветка кишели носильщиками, рабами, женщинами и их служанками. Там и тут мелькали клетки с попугаями: клювы открыты, языки свисают, словно птицы погибают от жажды. Босоногая девчонка из рода Лягушек, едва достигшая брачного возраста, загородила дорогу на входе. На руках нищенка держала младенца с привязанными к голове деревянными дощечками, предназначенными для того, чтобы сплющить череп и добиться наибольшего сходства с земноводным, по имени которого был назван весь род. Заунывное бормотание попрошайки было прервано появлением увенчанного зеленым плюмажем аристократа со свитой. Нас обоих прижали к стене, но я быстро опомнился и последовал за процессией, замедлив шаг только дважды: когда аристократ остановился полюбоваться крохотной дочерью пуховщика, осторожно ощипывавшей тонкими костяными щипчиками перья с насаженной на железный вертел колибри, и возле татуировщика, создававшего подобие чешуи на красивом лице молодого человека.
Завсегдатаи рынка и покупатели постепенно расходились. Несколько торговцев уже закрывали палатки, а подметальщики принялись за работу. Я нырнул в лабиринт извилистых проходов между лотками, несколько раз огляделся, сориентировался и вскоре очутился возле узкого дверного проема, скрытого тростниковой циновкой, на которой еще проступало едва различимое под пятнами и царапинами изображение ягуара.
— Кто там? — прокаркал хриплый старушечий голос.
Я откинул циновку и ступил через порог в темноту.
— Пилигрим, алчущий мудрости и совета Матери Ягуара.
За спиной послышался шорох, словно кто-то расслабился, облегченно вздохнул, а возможно, и опустил оружие.
— Добро пожаловать, усталый путник, — откликнулся голос, на этот раз немного громче. Я направился ко второму проему, отодвинул занавеску и очутился лицом к лицу с Матерью Ягуара.
Она стояла на коленях перед низким глиняным алтарным столиком, бросая и перемешивая костяшки, чересчур мелкие для свиньи или оленя.
— Садись, сын мой, — пригласила она голосом куда более сильным и звонким, чем тот, который приветствовал меня у двери. — Что привело тебя сюда?
Она не поднимала головы, пока я не бросил на стол рядом с костяшками три серебряных монеты. Со старого, морщинистого, сплошь покрытого татуировкой лица на меня остро глянули живые, черные, пронизывающие, как обсидиановые наконечники стрел, глаза.
— Речь пойдет о девице по имени Четыре Цветка, высокорожденной особе, — начал я. — Говорят, ее похитили прямо с рыночной площади в последний день Оцелота. Семья разыскивает ее и будет благодарна за помощь.
Мать Ягуара кивнула.
— Я слышала эту историю, но ничего не знаю ни о девушке, ни о похищении. Никто из близких мне в мире духов тоже не ведает ни о чем подобном.
— Значит, личные мотивы? Похоть, возможно?
Мать Ягуара снова раскинула кости и покачала головой.
— Мне и моим духам ничего не известно, — повторила она.
Я задумчиво кивнул. Если платишь Матери Ягуара за сведения, и она взяла деньги, стало быть, скажет правду. А это означает, что и она, и ее окружение действительно находятся в неведении.
— Благодарю тебя за ответ, — сказал я, поднимаясь.
— А деньги? — напомнила старуха. Я положил на стол четвертую монету.
— Они твои. Я спросил, и ты поделилась своей мудростью. Не твоя вина, что ответ оказался иным, чем я ожидал.
Я повернулся и взялся за занавеску.
— Погоди, — обронила Мать Ягуара. Я повернулся и молча ждал, пока она бросала кости — раз, другой, третий…
— Эта девушка — не единственная, которую украли таким образом, — наконец изрекла Мать Ягуара. — Были и другие, все безупречного происхождения, хотя, к сожалению, не обласканные судьбой.
— И все девушки?
— Не только. Были и мальчики, несколько холостяков, незамужних женщин, возможно, равное число тех и других. Все произошло за последние две недели.
— Кто?
— Неизвестно. И почему — тоже.
Она снова обернулась к столу, откуда, как по волшебству, исчезли монеты.
Дядюшка Тлалок не выказал никаких эмоций, услышав мой рассказ о похищениях.
Солнце еще только садилось, и поэтому дядюшка пил мате вместо алкоголя. Нагнувшись к тыкве- горлянке, он сосредоточенно вытянул последние капли чая через золотую соломину и неохотно поднял жирную морду.
— Довольно забавно, — проворчал он, — вот только никак в толк не возьму, какое нам дело до всего этого.
Я нахмурился.
— Всегда можно взять выкуп, дядюшка.
— При условии, что похищенные живы, — отмахнулся он.
— А это не так?
— Против этого чересчур много обстоятельств. К тому же, как я понял, этой историей заинтересовался Тень Императора.
Я хотел расспросить поподробнее, но понял, что это не только глупо, но и опасно. И прикусил язык. Похищенных могут попросту принести в жертву, особенно тех, кто не имеет ничего более, чем знатное происхождение. А приносить в жертву людей могли только Император или императорские жрецы, для всех остальных это считалось государственной изменой, поскольку предполагало родство с богами, бывшее привилегией одного владыки. Да, именно Тени Императора поручалось расследование подобных дел. А от него лучше держаться подальше.
— Дядюшка, по-нашему, это как-то связано с убийством хуэтлакоатля?
— Ты сам сказал, что его в жертву не приносили. Кроме того. Тень Императора остался безразличен к этому происшествию.
Заерзав в кресле, он пососал пустую соломинку и шумно вздохнул.
— Нет, мальчик мой, подобную связь можно считать маловероятной. А пока у меня для тебя есть еще
