предков, правда, шепотом и лишь в кругу себе подобных.
— Кто в столице самый лучший законник? — спросил мастер Ганзак.
— Не знаю, — уныло ответил Отор. — Может, дядюшка Сокан знает…
— Ну, я и сам могу найти. Приходил ли к тебе Сокан?
— Два раза. Приносил вина, сластей. Он и рассказал про Наследника.
— Хорошо. Даже если приговор будет суров, я дождусь твоего возвращения из ссылки. Помни о своем долге — тебе надлежит похоронить меня. Если тебя не будет рядом, я не смогу отпустить душу, обратив ладони к небу.
— Это старые предрассудки… — начал было Отор, вскинув голову, но мастер перебил его:
— А если ты снова будешь охаивать обычаи предков, то люди скажут, что я умер, обратив ладони к земле.
Отор вздрогнул и снова опустил глаза.
Лучший законник нашелся в тот же вечер. Мастер договорился об оплате и пошел разыскивать Сокана. Подмастерье Идо сторожил комнату и кошель с деньгами, которыми их ссудил хозяин гостиного двора, узнав, кем является его гость.
Сокан обнаружился в таверне, где обычно собирались стражники из дворцовой охраны после обходов и служб. Он уже изрядно выпил подогретого вина и, завидев родственника, вскочил с места, опрокинув скамейку. Разносчик вина сделал ему замечание и тут же получил в ухо. Кто-то вступился за разносчика, началась драка, причем Сокан в это время был уже на улице вместе с мастером, забыв при этом расплатиться за выпитое.
— Таковы столичные нравы, — сказал он слегка заплетающимся языком. — Никакого уважения к служилому люду. Прислуга распоясалась. А все эти большеглазые дьяволы мутят воду!..
— Ты можешь устроить встречу с кем-нибудь из ученых?
Тут Сокан споткнулся и чуть было не улетел в канаву.
— А вот этого не надо, — сказал он почти трезвым голосом. — Подкупить ученого мало кому удавалось. Можно все испортить. Решение будет по справедливости.
— Это тебе сам Наследник сказал? — недоверчиво спросил мастер Ганзак. — У тебя такой высокий чин?
— Тс-с…
Сокан обвел мутным взглядом улицу, освещенную гирляндами разноцветных фонариков над увеселительными домами.
— Кто я такой, чтобы со мной разговаривал Наследник? — хитро прищурившись, сказал он. — Я знаю свое место, и если будет воля Неба — возвышусь до начальника стражи. Или буду изгнан из дворца, если сила земли превзойдет небесное предписание. Но у меня есть уши, а во дворце много языков, в том числе и болтливых. Однако нам надо выпить хорошего вина за благополучное разрешение…
В палату, где собрались ученые, Отора привели в новой одежде. Увидев это, мастер Ганзак приободрился — опасных преступников облачают в рубище и заковывают в тяжелые цепи.
Ученые сидели за четырьмя длинными столами по шесть человек.
Столы были расставлены квадратом, а в середине — небольшая узкая скамья для подсудимого. Посторонних в зал не пустили, лишь мастеру да чиновнику по особым поручениям, которого прислал Наследник, позволили занять места у стены.
Вопросы, которые задавали ученые, мастеру были непонятны. Отора спрашивали о том, сколько времени он учился искусству создания молитвенных беседок, знает ли он отличия между школами Северных княжеств и традиционных канонов Логва, использует ли он при варке лака цеженые или вываренные масла, какими камнями затачивает инструменты и какими правит…
Отор отвечал быстро и без запинки, порой увлекался и подробно рассказывал, что именно надо добавлять в рыбий клей, чтобы тот высыхал как можно медленнее и не протухал при этом. Слушая внука, мастер Ганзак порой улыбался в седую бороду, гордясь его знаниями, а порой хмурился, когда внук слишком откровенно делился секретами мастерства. Впрочем, успокаивал себя мастер, книжникам вряд ли придется когда-либо брать в руки музыкальный молоток или рубанок, да и стары они, чтобы учиться высокому мастерству. Вопросы и ответы никто вроде не записывал, но кто знает, не сидит ли писарь за ширмами?…
Потом один из ученых так же благожелательно спросил, какой инструмент лучше — рубанок из яблони со стальным лезвием или саморежущие палочки из Фактории? Тут вмешался другой ученый и сказал, что саморежущие палочки никуда не годятся, потому что они как бы ошкуривают дерево толстыми слоями, тогда как для тонкой работы всегда можно изменить высоту лезвия рубанка.
— У саморезов тоже можно изменять глубину, — сказал Отор. — Там есть особое кольцо…
Он замолчал, а мастер Ганзак чуть не застонал. На его глазах внук признался не только в общении с чужаками, не только в незаконной мене или торговле, но и в использовании запрещенных предметов.
Ученый в халате, расшитом большими красными с золотом цветами, посмотрел на мастера и, словно угадав его мысли, сказал:
— Мы знаем, что мастер Отор пользовался многими инструментами чужаков, но не вменяем это в вину. Инструменты — всего лишь предметы, вещи. Хитроумие их создателей опасно, но лишь со временем, когда потребность в этих инструментах станет подобна неутолимой жажде. И ради приобретения нужных и ненужных вещей могут произойти великие несчастья, которые обычно происходят во времена нарушения канонов и установлений.
— Однако он все же нарушил предписания, — сердито заметил другой ученый и принялся ворошить свитки, лежащие перед ним.
— Суть не в нарушении, а в желании нарушить, — сказал третий.
— Следует отличать умысел от случая. В кодексе о наказаниях Второй династии говорится о четырех умыслах и восьми нарушениях, за которые полагается…
Мастер Ганзак дождался перерыва и попросил вызвать на слушания законника, чтобы тот мог дать вовремя нужный совет. Некоторое время ученые спорили о том, следует допускать законника в палату или нет.
— Дело-то простое, — вдруг сказал ученый в цветастом халате, обращаясь к мастеру Ганзаку. — Мы тут собрались просто немного поболтать, увидеть старых друзей. Хотите — пригласим вашего законника. А то сразу вынесем приговор и не будем отнимать время друг у друга?
— Вот это я называю серьезным нарушением канона судопроизводства, — вскричал ученый с заплетенными в косицу седыми волосами.
— Чем тогда вы отличаетесь от большеглазых дьяволов, ищущих, как бы внести сомнения в наши обычаи, подорвать устои?!
— Я испытывал вас, — рассмеялся ученый в халате. — На самом деле мы ни на волос не отступим от процедуры. К сожалению, шум об этом деле поднялся большой, и слишком много людей заинтересованы в том или ином решении.
На третий день привели законника, и если до той поры мастер Ганзак понимал лишь каждое шестое слово, то теперь он вообще перестал что-либо понимать. Время от времени законник вставлял свои толкования канонов, но старик все больше убеждался в том, что деньги потрачены напрасно и внук непременно будет осужден за то, что встречался с чужаками.
Между тем законник осторожно поворачивал разговор в сторону дозволенных отношений с большеглазыми дьяволами, о благе, которое может принести с соизволения Наследника торговля с ними, и наконец намекнул на интерес армейских к оружию чужаков.
— Вот-вот, — сказал ученый с косицей, — об этом и я говорил Наследнику. Стоит только начать, как не успеем опомниться, и чужаки будут маршировать по нашим улицам со своими огненными копьями наперевес. А потом они начнут диктовать нам законы.
— Большеглазых дьяволов немного, и они смертны, — возразил ученый в халате. — Их можно убить стрелой или копьем. Они такие же, как мы…
Тут он как бы поперхнулся, но возмущенные взгляды присутствующих заставили его извиниться за то,
