Огонь с юга

которой пользовались раньше, и начнем с чистого листа. — И Кейда отпер ящичек. — Лазутчики тревожат меня больше, чем захватчики, пока дела идут как положено. Слишком много народу входит к нам во двор и выходит оттуда, даже если для этого им надо миновать Серно и его людей. Здесь проще заметить пробирающегося туда, где ему нечего делать, а ключи есть только у нас с тобой.

Порывшись среди бумаг в ящичке, он вытащил лист, где истолковывался тот самый вид тайнописи, который хозяин птиц с Гелима искусно вывел на своем свитке. Кейда быстро разобрал нехитрое письмо. Затем прочел повторно. Глубоко вздохнул и принялся поочередно изучать каждый таинственный значок и его смысл. Послание не менялось.

Люди Чейзена бегут от волшебства. Они молят об убежище или чистой смерти, как будет решено.

— Что говорится в послании с Гелима?

Кейда оторвался от бесплодных попыток придать какое-то иное значение словам, чтобы посмотреть, как Сиркет работает маленькими мехами у основания жаровенки. По лицу юноши бежал пот.

Что написано на моем лице?

— Не уверен, что понял правильно. — Кейда обошел стол, чтобы бросить измятую бумагу на угли, где она быстро стала пеплом.

Такие подозрительные вещи не должен после меня прочесть никто другой, даже мой сын. Нет, пока не будут развеяны сомнения. И то, что старейшина Гелима написал такое, пусть тайнописью, само по себе достаточно скверно.

Кейда еще раз глубоко вздохнул, по-прежнему чувствуя, как кровь бьется в его горле.

— Дай-ка посмотрю, что могут нам сказать огонь и самоцветы. — Он вернулся к шкафу и снял с полки маленький ящичек.

— Отец? — Слабая тревога окрасила любопытство Сиркета, когда тот снял до блеска отполированный лист меди с крюка на стене и положил сверху на угли.

— Будь предельно внимателен. — Кейда подбадривающе улыбнулся, открывая ящичек, где оказались драгоценные камни, мягко засиявшие в свете лампы. — Такое гадание применяют только в самых важных случаях. — Он бросил горсть необработанных камней на нагревающийся металл. Они покатились, скользя, неровные, но отполированные, являя свою природную красоту. — Обрати внимание, как они движутся по отношению к земному компасу и дугам небес, — тихо сказал Кейда. — Не упусти ни одного изменения цвета. — Он потянул к себе лист бумаги и взял тростниковое перо; чернила уже стояли рядом с ним на столе.

Сиркет невольно поглядел в окно, чтобы проверить, как расположены звезды. Кейда не отводил глаз от камней. Он закрыл слух для негромких голосов из-за двери и ночных шумов за окнами, не обращая внимания на удушающую жару в чертоге.

Когда металл достаточно нагрелся, камни пришли в движение. Изумруд проворно сместился, направляясь к северу. Желтая шпинель заставила отца и сына вздрогнуть, когда внезапно покатилась вбок и ударилась об аметист.

— Что это означает? — затаив дыхание, спросил Сиркет. Кейда не сводил глаз с камней, не глядел даже в заметки, которые делал. Несколько клякс не могли изменить их смысла. Сапфир неподвижно стоял на боку. Это ему мерещится — или синева темнеет? Небольшой топаз, приплясывая, подался на восток. Кейда оглядел рубин, покачивающийся туда-сюда.

— Поднимись и почитай для меня знаки в небе, — медленно распорядился он. — Прочти главный квадрат, а затем начерти треугольник с юга.

Оттуда-то и идет беда. Посмотрим, что ты увидишь.

— Как желаешь, отец мой, — Сиркет закрыл рот и покинул чертог. Кейда по-прежнему наблюдал за камнями. Да, этот сапфир определенно темнеет. Дурное предзнаменование: нам грозит некий могущественный муж. Рубин и изумруд вместе выглядят как прямое указание на несчастье с юга. И оно таково, что шпинель, камень невинности, настолько страшится, что ищет укрытия у аметиста. Значит, владению Дэйш нужны надежные союзники. Но топаз предостерегает об измене. Измене со стороны Чейзенов или о предательстве какой-нибудь ищущей падали ящерицы, вроде Уллы Сафара? Алмаз, сердолик и лунный камень так беспомощны, неподвижны и немы.

Кейда сложил камни обратно в ящичек вместе со сложенным листком тростниковой бумаги. Найдя прямоугольник мягкой кожи в ящике стола, он, обернув пальцы, поднял медную пластину с углей и повесил обратно на крюк.

Что теперь? Небо еще недавно ни на что не намекало, как-то непохоже все это на правду. Сиркет увидит что-то новое. Попросить Джанне погадать по полету птиц — это явно следующий шаг, но с этим надо подождать до зари. Почти для любого прорицания нужен дневной свет, не так ли? Лунный свет слишком ненадежен, чтобы читать в нем знамения, когда подозревается опасность от могучего волшебства. А разве не многозначительно само по себе, что все другие средства постижения истины недоступны? Конечно. Надо пойти и самому посмотреть, что происходит.

Кейда быстро вернул все в шкаф и тщательно его запер. Подхватив свой шлем и приблизившись к двери, он окликнул одного из меченосцев, сопровождавших его сюда.

— Скажи Серно, пусть даст знак «Скорпиону» идти к берегу. — То был единственный корабль, на котором он согласился бы отправиться на юг, если существует хоть какая-то вероятность, что слухи о магии не пусты. — Дайте им знак, чтобы забрали Атуна.

Когда посланец побежал прочь, Кейда крикнул вверх по лестничному колодцу:

— Телуйет! Сиркет!

— Мой господин? — Голос раба донесся до него с вершины башни.

— Спускайся сюда. — Кейда обернулся к оставшимся стражам. — Вы трое, нам нужен олененок. Возьмите след и не возвращайтесь, пока не принесете добычу.

Один из тех, кого он выбрал, бросил взгляд на темную громаду гор; кольчужное плетение, обрамлявшее его шлем, зазвенело.

— Олени не зашевелятся до рассвета. Он достаточно скоро.

— Принесете его ко мне во двор. — Кейда кивнул появившемуся на ступенях Телуйету и Сиркету позади него. — Мой сын почитает по внутренностям. — Он взглянул на Сиркета и улыбнулся, увидев ошеломленное лицо сына. — Ты часто стоял подле меня. Справишься. Было что-то новое в небе?

— Чтение трианта ничего не дало. — Сиркет едва ли не сплюнул с досады. — Древо Кантиры в дуге страха и вражды, но ничто другое не намекает, чего именно нам следовало бы страшиться. Копье устремляется в дугу смерти и страсти, но нет небесного камня сколько-нибудь близко — ничего, чтобы намекнуть, где сосредоточить наши силы или какими насильственными действиями наши враги могут нам угрожать.

А разве отсутствие знаков само по себе не знак? Все наши гадания связывают нас с нитями прошлого и будущего, когда мы различаем узоры событий, которые привели нас к этому настоящему и предполагаем их незримое развертывание, чтобы иметь лучшее руководство. Никакая сила не нарушает естественного порядка вещей столь всеобъемлюще, как скверна чародейства.

Догадываясь, что все пристально наблюдают за ним, Кейда неторопливо улыбнулся.

— Мы закончили. Погаси огонь и запри, Сиркет. Вы трое, препроводите моего сына во двор, Телуйет пусть идет с ним рядом.

— Почему Сиркету понадобится читать по внутренностям олененка? — спросил Телуйет.

— Потому что мы поведем корабль к югу. — Кейда стремительно прошелся, чувствуя, как неприятно стопам в отсыревших чулках. Одежда под его броней напиталась потом.

— Это то, чего попросило у тебя послание? — настороженно спросил Телуйет.

— Я прочел кое-какие сложные знамения. — Голос Кейды призывал раба умерить свое любопытство. Кейда задержался у развилки тропы. — Я иду прямо на берег ждать «Скорпиона». Принеси мне немного одежды попроще. Скажи Джанне и Рекхе, что я пошлю почтовую птицу, как только будут новости.

Телуйет стоял упрямо и неподвижно.

— Госпожа Джанне не одобрит твоего намерения направиться на юг без ясного представления о тамошних бедствиях.

— Тогда можешь благодарить судьбу, что она не похожа на Чэй Уллу, которая поднимает хлыст на