строя, но Язык неуничтожим. Специально созданный для марсианских станций, он пока что вынужден обслуживать Территории.
Во тьме лицо сестры Байи белело как влажный гриб.
«Я сосала соки».
«Это вкусно?»
«Соки сосала я».
«Ну да. Мы знаем. Что было потом?»
«Сосала я соки».
Темные мохнатые бабочки облепляли каждую лужу, в глухое ущелье врывались ветры. Обитатели каменного дома фильтровали воду, калили камни, удаляли омертвелые обрывки со звериных тушек, отжимали водоросли, чистили, выдирали.
На это уходило все время.
«Уйдем», – иногда предлагал Алди отцу Вонгу.
«Я совсем плохо вижу».
«Я буду вести тебя».
«А куда мы пойдем?»
«К ближайшему Языку».
«Это далеко. Но я хочу, – кивал отец Вонг. – Поевшие Языка лучше видят».
«Я тоже слыхал о таком».
Лунной ночью Алди увидел мать Хайке.
Загребающая нога, падающие на плечи пепельные волосы.
Выставив перед собой руки, мать Хайке, как слепая, пробиралась к скальным массивам. Проходов не было видно, но, подчиняясь Луне, мать Хайке не сомневалась ни в одном шаге. Осинки отсвечивали багровым, будто горели, и Гаю стало страшно. Он сказал отцу Вонгу, семенившему за ним:
«Держись за мой пояс и выше поднимай ноги».
«А куда идет мать Хайке?»
«Прямо к каменной стене».
«Думаешь, мы пройдем вслед за ней сквозь камень?»
«Не знаю».
Светила Луна. От горных массивов несло холодом.
Мать Хайке внезапно ступила куда-то вниз. Точнее, стала вдруг ниже ростом, будто провалилась по лодыжку. Потом провалилась по колено, по пояс.
«Что она делает?»
«Не могу понять».
«Но ты же зрячий».
«Зрячие тоже не все видят».
«Тогда зачем зрение?»
Отвечать Алди не стал. Следуя за матерью Хайке, он привел отца Вонга в каменную расщелину, надежно скрытую от любопытных глаз густыми зарослями. Никому бы в голову не пришло искать выход из ущелья так близко от человеческого жилища.
Через какое-то время расщелина стала еще шире и Алди увидел рощицу черных деревьев, залитую мутным лунным светом.
«Что сейчас делает мать Хайке?»
«Обдирает кору черного дерева».
«А теперь она что делает?» – не унимался отец Вонг.
«Теперь размягчает кору».
«У матери Хайке есть вода?»
«Нет. Но в ее теле много жидкостей».
«Она размягчает этим?»
«Ну да, – сказал Алди. – Так легче жевать».
Взглядом попрощавшись с матерью Хайке, он повел отца Вонга через рощу черных деревьев.
«Мы идем в правильном направлении?»
«Других направлений здесь нет».
«Значит, мы выйдем к Ацере?»
«Все так говорят».
«Тогда давай сядем на камень и подождем».
«Чего?»
«Я не знаю. Может, кто-то пройдет, подскажет. Людей везде много, непременно кто-то пройдет. В мире не осталось одиночества».
«Так можно ждать долго».
«А куда торопиться? Или ты думаешь, мы не заметим ангела, когда он пролетит мимо? – Отец Вонг всеми пальцами нервно ощупал лицо Алди, страшно изуродованное рубцами. Он будто боялся, что Алди подменили. – Ты разговариваешь с ангелами?»
«Нет».
«А по строению головы мог бы разговаривать».
«А ты разговариваешь?»
«Ну да. Постоянно».
«А о чем?»
«Ну, спрашиваю, например, что делает тот или иной человек. И еще про всякое. А ты что сейчас видишь?»
«Белочку вижу».
«Она на ветке?»
«Ну да».
«А что делает?»
«Сейчас спрыгнула на Солнце. Оно низко, ветка нависает над ним, вот белочка и спрыгнула прямо на Солнце. Лапкам горячо. Поджимает лапки».
«Хорошо жить», – вздохнул отец Вонг.
Когда-то Алди ненавидел слепых, но это давно умерло. Слепец, похитивший его сестру, помнился смутно. Ну, еще проблесковый маяк. Ну, еще Мутти, неизвестно за что получившая
«В Ацере нас никто не тронет, – сказал отец Вонг, почувствовав меняющееся настроение Алди. – В Ацере большой Язык. Там я восстановлю зрение. Это правда, что у Языка вкус банана?»
8
Они всякое видели.
Например, человека, который носил за спиной осиное гнездо.
Ядовитые насекомые ползали по впалым щекам, по бледным векам, по голым плечам, человек чихал, но осторожно.
Видели человека-кочку в мертвой зоне, куда никто не ходит.
Ограждения там давно рухнули, болотные «окна» затянуло черной ряской, человек, как кочка, оброс прямыми зелеными волосами до пояса. И верба над ним переродилась во что-то бесформенное, огромное, все в серых шарах, будто на ветках развесили дохлых мышей. И кожа на человеке клочьями сползала с тела от сырости. Он все время казался голым.
Над дорогами погромыхивало.
Может, гроза. Может, отзвук Катастрофы, когда-то поразившей Землю.
Там и здесь валялись тела. Некоторые умерли сами, другие не хотели больше идти. И везде, переступая через тела, копошились толпы. Это были настоящие котлы ужаса. Те самые
