Был ли я настолько кровожаден, как хвастался? Убил бы я старика жестоко и безжалостно? Я никогда и никого не убивал, хотя проламывал головы и крушил кости в кулачных боях да вставил несколько живописных шрамов на шкурах грубиянов. Однако никогда не чувствовал потребности пускать кровь, даже во имя мести.
Но тут я понял, почему недавно так вспылил. Просто потому, что не был уверен: истинна эта история с пиратской тенью или мне хотят преподать очередной урок. Астольфо уже устраивал мне подобные проверки, включающие интриги, слежку, мелкое воровство, подделку купчих и так далее. Но прежде чем я был готов сделать последний шаг, он одергивал меня, заявляя:
— Пока ты не совершил ничего плохого. Но когда дойдет до дела, ты не должен говорить так громко и так свободно. Не должен немедленно обнажать оружие. Зато обязан прислушиваться к собеседнику и, что еще важнее, его интонациям… и тому подобное.
Я чувствовал себя одураченным. А вдруг история с Пекуньо — еще один урок?
Иногда я зримо представлял, как моя сладостная и задорная юность исчезает, словно капля дождя на пустынном песке, и тогда меня снова и снова преследовал вопрос: стоит ли обучение искусству похитителя теней столь тяжких трудов? И как мне вообще пришло в голову этим заняться?
Мой брат Осбро отчасти помог мне прийти к этому решению. Он был старшим и умным сыном, тем, кто умел быстро считать и писать. Заядлый книгочей, он любил показать свое превосходство, цитируя какого-то заумного поэта или полузабытую сагу, а потом вопрошал с холодной издевкой:
— Ну, и что ты об
В ответ я чаще всего пожимал плечами, поскольку не понимал ни единого слова из сказанного. Позднее, когда Астольфо нещадно гнал меня к полкам древних книг, я приобрел кое-какие знания и начал подозревать, что все эти мудрые изречения и многозначительные реплики, которые так любил цитировать Осбро, на самом деле бессмысленные цепочки слов, которые он сам связывал в строки.
Меня брат считал недоразвитым чурбаном, и со временем его чванство так допекло меня, что я решил пробить себе путь в жизни своим умом. Я много слышал о торговцах тенями, людях, которые их похищали и продавали художникам, преступникам, политикам и тому подобным типам. Людях, которые покупали тени и подгоняли их под вкусы изнеженных женщин и осмотрительной знати. Людях, которые похищали тени и держали у себя, пока их истинные хозяева не наполняли ладони похитителей золотом. Подобное искусство казалось чем-то вроде магии: преобразить вещь столь прозрачную и невесомую как тень, нечто почти не существующее, в золото и серебро, в акры земли и дома, экипажи и слуг. Добейся я такого, и получил бы доказательство, что я не тот болван, каким Осбро считал меня. Пусть протыкает дырки в земле и сажает репу или рубит мотыгой сорняки и изрекает фальшивые перлы мудрости. Пусть влачит жалкое существование под близоруким взором нашего угрюмого папаши. А я с помощью дерзких и хитроумных планов, а также проворных пальцев сделаю из воздуха солидное, как гора, состояние.
После того как Мутано не слишком нежной рукой тряхнул меня за плечо, я принялся обходить дозором вьющиеся молчаливые коридоры, прислушиваясь к собственным шагам по каменным плитам, не видя ничего, кроме лунного света, просачивавшегося сквозь горизонтальные щели под потолком: ни мыши, ни бабочки «мертвая голова», ни жука. Воздух за окном не тревожили даже птичьи песни.
Я обыскал подвалы с гигантскими винными бочками, глиняными кувшинами масла и мешками муки и зерна. Все было в порядке, поэтому я вышел через маленькую дверь, поднялся по ступенькам и оказался в южном саду. Луна уже стала меркнуть, и по земле тянулись длинные неподвижные тени. Даже самый легкий ветерок не шевелил ветви деревьев.
И тем не менее я почувствовал чье-то присутствие и в тот же миг увидел над садовой оградой грузную фигуру. Незнакомец протиснулся мимо наконечников копий, дыбившихся по верху ограды, и стал спускаться. Столь своевременное столкновение с вором казалось чересчур легкой удачей, и в голове прозвучало одно из высказываний Астольфо: «Если так просто увидеть одного, значит, обязательно есть еще и второй».
Я ступил с выложенной плитами дорожки в темное убежище плакучей ивы. Возможно, вор успел увидеть меня, но, если повезет, выйдет из укрытия, чтобы присоединиться к сообщнику, при условии, что я не шевельнусь.
К сожалению, мне не повезло. Он мгновенно оказался здесь, в путанице гибких прутьев. Но я услышал шорох листьев по кожаной одежде, схватил горсть хлыстов-ветвей и, не оборачиваясь, стегнул наотмашь. Таким образом я сразу определил, где находится враг. В моей руке тут же очутился кинжал. Нет смысла выхватывать шпагу, которая тут же запутается в этом переплетении зелени.
Грабитель удивленно охнул, и, поскольку этот звук мог привлечь его сообщника, я подумал, что неплохо бы стравить их друг с другом, поэтому издал громкий мучительный стон, словно меня пронзили насквозь. И в самом деле, второй беспечный глупец ринулся в гущу ветвей, а когда появился слева от меня, я со всей мочи пнул его в то место, где, по моим расчетам, должны были находиться его колени.
Он проломил хрупкую преграду и врезался в грудь своего товарища. Столь неожиданная атака застала последнего врасплох. Проглотив проклятье, он всадил кулак в лицо неуклюжего простака. Не запутайся его шпага в ветвях ивы, он, возможно, прикончил бы беднягу. А так лишь уложил на землю потерявшего сознание друга и поднял шпагу, готовясь насадить его на «вертел».
В моих ушах снова зазвучал голос Астольфо: «Мало чести, мистер Вор, в том, чтобы убить лежачего».
Сам не зная почему, я произнес эти слова вслух. Противник развернулся и попытался поднять шпагу, но острие моей уже было прижато к тому месту, где билось его сердце.
— Слишком поздно, — пробормотал я. — Пожалуй, лучше бросить оружие на землю.
Он так и сделал, правда, очень неохотно.
— А теперь пойдем, потолкуем с хозяином дома, — велел я и, когда он показал на неподвижное тело сообщника, добавил: — Оставь его здесь. Вдруг садовнику понадобится удобрить розы навозом.
Я подтолкнул пленника к черному ходу, и мы вошли в переднюю, где нас уже ожидал Мутано. Он провел ладонями по тунике, рукавам и бедрам незваного гостя и, не найдя оружия, повел нас на кухню, где на тяжелой мясницкой колоде сидел Астольфо, болтая ногами, будто школьник, сидящий с удочкой на мосту.
Между кирпичной печью и длинной стойкой стоял складной табурет, на который Мутано грубо толкнул незнакомца.
Астольфо внимательно оглядел его, закрыл на секунду глаза и наконец объявил:
— Кузен, полагаю. Не родной брат. Имеется некоторое сходство с тем, чьи сухожилия ты подрезал своим кинжалом, Фолко. Смотри, сколько неприятностей ты нам доставил! Этот явился отомстить за твою выходку. Нечего было кататься по полу, подобно псу в дерьме… Я прав, чужак? Вижу, ты уроженец острова Туманов, как и тот, другой. Так что между вами должна быть некая связь. Единственный вопрос, который сейчас имеет смысл, таков: это Пекуньо натравил тебя на нас? Его работа? Или вторжение — твоя идея?
Верзила уставился в дубовый пол. Тогда Мутано вцепился в его жесткие черные локоны и откинул голову так, чтобы он взглянул в лицо Астольфо. Выражение его собственного лица оказалось абсолютно бесстрастным.
— Час поздний, — заметил Астольфо. — Скоро рассветет, а я еще не сомкнул глаз.
Он кивнул Мутано, который оторвал руку незнакомца от сиденья табурета и одним движением сломал ему мизинец.
Бедняга не закричал, но его глаза едва не вылезли из орбит, на лбу выступил пот, а физиономия из синевато-черной приобрела цвет матового эбена.
— Я Блебоно, — прохрипел он. — Доло — мой кузен. Он покалечен и потерял жалованье из-за этого человека, который стоит рядом с вами. Я пришел получить возмещение за ущерб. У Доло много детей, которых нужно кормить.
— Фолко молод и иногда слишком опрометчив, — вздохнул Астольфо. — Ему еще многому нужно учиться. И на его месте я непременно усвоил бы, что если он применит этот трюк с валянием по полу против опытного бойца, тот пригвоздит его к доскам одним ударом. И глупец останется извиваться в пыли, как пронзенная шпагой змея.
