Замутило с непривычки, в горле клубок, но девушка закусила губу, принялась хлопотать возле раненого. Разорвала старое полотенце - чистенькое, вчера только выстирала, - и, едва не теряя сознание, словно не хлопцу, а ей, Маринке, боль жгла огнем ногу, начала бинтовать.
Раненый глухо застонал, открыл глаза:
– Где я?…
Большими болезненно-блестящими глазами обвел комнату, пол с лужей крови, остановил взгляд на Маринкином лице:
– Спасибо…
И вдруг заволновался, поднял голову:
– Ты одна?
– Одна.
– Про меня - никому! Слышь, никому!
Маринка кивнула, оглянулась почему-то и тихо, еле слышно спрoсила:
– Ты партизан?…
Но хлопец уже не слышал. Бледное, как восковое, лицо потемнело, на виске набухла жилка, вскочил, глаза туманные, невидящие - прямо сквозь Маринку смотрят:
– Есть! Есть! Товарищ командир!… - Рванулся: - Товарищ… - Но силы оставили его - обмяк, на высоком, белом точно мел лбу капли пота…
Только перед рассветом пришел в сознание. Такой послушный и вроде виноватый. Помог стянуть с себя гимнастерку.
Упираясь руками, с грехом пополам и с Маринкиной помощью дополз до лежанки, затих. Спал и тогда, когда девушка пошла по воду.
У Маринки сердце замирало от тревоги: а ну как полиция?!
Аядрона, начальника их, позавчера опять видела - на санях, куда-то по речке поехал.
Ну и тяжелое ведро! Насилу дотащила. Поставила в сенях, веничком обмахнула валенки и - тихонько, не разбудить бы! - открыла дверь.
О! Проснулся…
Лежит, листает Жюля Верна. Взглянул на нее, улыбнулся: Доброе утро! Вот какого вам гостя господь послал Ничего… - Сняла кожух, села на лавку под окном.
Молчание.
А хлопец красивый. Маринка опустила глаза: ои, батюшки, пуговка на ватнике оторвалась! Взяла подушечку с иголками, шьет. Шьет и чувствует - глаз с нее не сводит. И чего бы он смотрел… Тьфу! Глупости это! Решительно подняла глаза.
А паренек так хорошо, так искренне-весело, по-дружески улыбнулся, что Маринка немного успокоилась. Мысли про полицию и про Андрона отступили, ушли.
– Откуда вы?
– Сказать? А вы никому не расскажете?
Ишь какой! Да чтобы она, Маринка… Да лучше умрет!…
– Будьте спокойны!
– Ну ладно, садитесь поближе. Да не опускайте голову. Смотрите на меня.
– Зачем?
– Затем!… - Паренек прищурился. - Ведь я… Поверьте мне, умею немного колдовать. Вот взгляну вам в глаза, поворожу и узнаю все ваши мысли…
Маринка зарделась, потом густо покраснела, но голову подняла. Да еще как - с вызовом, с задорной улыбкой:
– Так уж и узнаете? Ну и узнавайте, пожалуйста! Послушаю, что скажете!
И паренек посмотрел ей в глаза.
Странно как-то смотрел: лицо у него будто и веселое, а в глазах - в самых зрачках - напряженное, сосредоточенное внимание. Точно так же перед войной разглядывал Маринку в областной больнице какой- то известный, кажется из самой столицы, профессор. Странным это ей тогда показалось: нога, колено у нее болит, а он глаза рассматривает, да еще ассистентам своим показывает.
– Ну, как? - улыбнулась пареньку. - Прочли мои мысли в глазах?
– Зачем в глазах, они у вас на лице написаны…
Нахмурилась, опустила голову:
– Так уж и написаны…
Хотела встать, но паренек взял ее за руку, придержал, и Маринка, сама себе удивляясь, подчинилась. Вздохнула, подняла взгляд:
– Может, все же скажете, кто вы, откуда?…
Паренек развел руками:
– Ну что ж, придется, пожалуй, признаться.
Маринка торопливо придвинула к лежанке табурет, села:
– Говорите!
Паренек оглянулся, сложил ладони рупором и, сделав страшное лицо, громко прошептал:
– С “Наутилуса”…
Маринка хотела рассердиться, но не выдержала и фыркнула.
– Не верите? Вот ей-богу, первый помощник самого Немо!
У капитана Немо был не такой помощник.
– Разве? Жаль… А вы, случаем, не Мери из семьи Грантов?
– Не-а… - девушка опять засмеялась. - Я Марина…
– О! Так это же еще лучше! Бесстрашная и прекрасная Марина - героиня необыкновенно таинственного романа “Ночной гость, или Воскресение из мертвых”. Согласны на такую роль?
Марина совсем развеселилась:
– Выдумали! Нет такого романа…
– Нет, так, значит, будет.
– Уж не вы ли собираетесь его написать?
Паренек хотел приподняться и побледнел от боли. Перевел Дыхание, протянул Маринке ослабевшую руку:
– Давайте знакомиться. Вот только вы хитрая девушка: я вон сколько рассказал, даже на каком корабле служу, и то выболтал, а про вас мне только известно, что вы Маринка-Хмаринка.
– Ой! Откуда вы узнали, что меня так дразнят?
– Для чего же я вам в глаза смотрел? Глаза - это, знаете… Это очень много. Это все… Я вам кое-что расскажу… Но только потом. А сейчас скажите лучше, почему вас так дразнят?
– Ну… у отца прозвище было - Хмара [Хмара (укр.) - туча, облако.]…
– Так что он у вас, хмурый очень?
– Нет, песню про хмару он петь любил.
– А сейчас где? Живой?
– Нету. В позапрошлом году, когда еще наши тут былв, пришла похоронка. На второй месяц войны…
–А мама?
– На заработках. Ходит по селам. Она у меня швея…
Парень помрачнел. Помолчали.
– Ой и заболталась я с вами. - Маринка вскочила, - Мне еще и дрова рубить, и печку топить… - И, уже надевая кожух, спросила: - А как вас зовут?
– Как зовут? - улыбнулся юноша. - Зовите как захочется. Какое имя вам больше нравится? Михаиле подойдет?
Девушка пожала плечами: подумаешь, задается, что не имеет права себя назвать. Так и подмывало сказать, чтобы не задирал нос. Но сдержалась и совсем серьезно кивнула:
– Подойдет.
Новые хлопоты заполнили без того встревоженную душу Маринки, заслонили все ее ночные страхи. Еще и дня не прошло, как он в хате, а уже все по-новому.
