Сердце волка

Всего лишь через секунду Штефан получил ответ на свой вопрос.

Он поднял пистолет и прицелился в волка — не в голову и не в сердце. Он не собирался ни убивать, ни тяжело ранить волка — он хотел только причинить ему сильную боль, чтобы вызвать у него какую- нибудь реакцию. Волк моментально вскочил на лапы. Как и с Уайтом, он всего лишь притворялся мертвым, чтобы спокойно дождаться завершения процесса заживления своих ран.

Барков от неожиданности ахнул.

— Но как… Он… он ведь был мертв!

— Так легко этих существ не убить, можете мне поверить, — мрачно произнес Штефан.

Он схватил пистолет обеими руками, опустился на одно колено и как следует прицелился в волка. Зверь оскалил зубы и зарычал. Его глаза угрожающе вспыхнули. Штефан целился волку в грудь, однако пистолет в его руках дрожал. Было бы целесообразнее дать выстрелить по волку Баркову, но русский сейчас находился в таком состоянии, что от него можно было ожидать чего угодно.

Зверь снова зарычал, сделал шаг назад — к выходу из ванной — и остановился. Его взгляд метался со Штефана на Уайта, с Уайта на Баркова. Он, по-видимому, оценивал своих противников, пытаясь определить самого слабого из них. Оружие, которое было у Штефана и американца в руках, явно внушало ему уважение, потому что оно хотя и не убило бы его, но могло причинить ему сильную боль, и оборотень прекрасно понимал это. В теле хищного зверя, в котором он сейчас находился, у него сохранялся почти человеческий рассудок, к которому, однако, добавились древние и необычайно опасные для всех живых существ инстинкты.

За долю секунды до того как зверь совершил прыжок, Штефан, предугадавший его намерение, надавил на спусковой крючок. С грохотом выстрела тут же смешался пронзительный визг волка. От отдачи руки Штефана дернулись вверх, и он чуть не выронил пистолет. Пуля не попала в грудь прыгнувшего волка, а прочертила длинную кровавую борозду на его боку. Зверь пролетел мимо Штефана, ударился передними лапами о Баркова и сбил его с ног, щелкнув челюстями буквально в миллиметре от его шеи. Повалившись на пол, волк и Барков разлетелись в разные стороны.

Они практически одновременно вскочили. Волк яростно рыкнул и щелкнул зубами, но и Барков не был беззащитной овечкой: в его руке блеснул нож с почти двадцатисантиметровым, зазубренным с одной стороны лезвием. Когда волк прыгнул на русского, тот, расставив ноги, резко отклонился в сторону, пропуская волка мимо себя, и выставил руку с ножом. Его лезвие резануло зверя по животу — от груди до задних лап. Из раны фонтаном брызнула кровь и начали вываливаться кишки. Волк повалился на пол и, взвыв от боли и гнева, замер. Только лапы у него слегка подрагивали.

Однако его раны тут же начали заживать.

На глазах у оторопевших Уайта и Баркова поврежденные ткани волка начали превращаться в кипящую и клокочущую протоплазму, которая, казалось, жила своей жизнью и целеустремленно пыталась трансформироваться во что-то новое.

Уайт вскрикнул, поднял свой пистолет и выстрелил. От удара крупнокалиберной пули череп волка едва не разлетелся на куски. Тело белого хищника вздрогнуло и замерло — уже навсегда. Клокотание протоплазмы прекратилось.

— Вот ведь чертов идиот! — обругал Штефан Уайта. — Что вы наделали?! Он нам был нужен живым!

Еще секунда — и Штефан набросился бы на Уайта. У него вдруг возникло нестерпимое желание схватить американца, разорвать его хрупкое тело на куски, вонзиться зубами в его горло и пить, пить, пить его теплую сладкую кровь…

Штефану лишь с большим трудом удалось сдержаться. Это потребовало от него необычайных усилий, но ему все-таки и на этот раз удалось угомонить беснующегося внутри него зверя, быть может уже в последний раз. Тяжело дыша, Штефан повернулся к Баркову и спросил:

— Он вас не ранил?

Русский ответил лишь через несколько секунд. Он еле заметно кивнул, и Штефан не столько увидел этот кивок, сколько догадался о нем.

— Ну и хорошо, — сказал он.

Эти слова явно не соответствовали огромному облегчению, которое он при этом испытал. Все бы пропало, если бы зверь укусил Баркова.

Его план, еще несколько минут назад казавшийся весьма хитроумным и едва ли не гениальным, в действительности имел больше прорех, чем рыбацкая сеть. Реализация этого плана зависела от слишком многих непредвиденных обстоятельств, и случаю в нем была отведена значительная роль. В сущности, этот план уже закончился провалом, и это произошло из-за Уайта. Однако Штефан подумал, что он, наверное, на месте американца поступил бы точно так же. Есть предел тому, что человек может вынести, и Уайт оказался явно за этим пределом.

Барков все еще не отрываясь смотрел на мертвого волка. Хотя, до того момента как Уайт своим выстрелом остановил начавшееся заживление ран, прошло всего несколько секунд, раны за это время успели частично затянуться. Барков пробормотал две фразы на русском языке. Штефан, конечно, ничего не понял, но русский, резко подняв голову, посмотрел на Штефана и повторил свои слова по-немецки:

— Этого просто не может быть! Какая-то чертовщина!

«Если бы дело было только в этом, я не считал бы, что у меня есть серьезные проблемы», — подумал Штефан. А вслух он сказал:

— Нет, Барков. Это как раз то, что я пытаюсь вам объяснить. Я не знаю, что это за существа. И никто этого не знает. Если хотите, можете называть их оборотнями или же демонами. Любое из этих слов вполне к ним подходит. Они живут в той долине в Боснии и могут принимать какой угодно образ.

— Не может быть, — пробормотал Барков. — Этого не может быть. Вы лжете!

Штефан бросил быстрый взгляд на Уайта. Американец смотрел на него, широко раскрыв глаза. Возможно, он постепенно начинал понимать замысел Штефана.

— Нет, я говорю правду, — невозмутимо произнес Штефан. — Уайт, моя жена и я были там, но мы действительно всего лишь хотели взять у вашего отца интервью. Когда эти твари убили вашего отца, мы были еще внизу, в долине. Вероятно, они посчитали, что ваше присутствие в тех местах им чем-то угрожает. Вы думали, что видели нас, а на самом деле это были они.

Штефан указал рукой на убитого волка.

Барков уставился на неподвижное тело хищника. Штефану было понятно, что русский отчаянно пытается найти ответы на мучившие его вопросы — по сути, пытается объяснить необъяснимое. Барков никак не мог поверить в эту чертовщину, хотя и видел все собственными глазами.

Но то, что никак не получалось у Штефана, помогла довершить Соня.

Позади русского появилась тень — так близко к нему и так внезапно, как будто она не явилась из соседнего помещения, а материализовалась у входа в ванную прямо из воздуха. Даже сверхвосприимчивые органы чувств Штефана его ни о чем не предупредили. Соня просто появилась рядом. И она стала действовать четко и безжалостно, как бездушная машина.

Барков увидел испуг на лице Штефана и отреагировал так быстро, как от него и следовало ожидать. Правда, он не мог полностью отразить нападение Сони, но все же действовал достаточно быстро для того, чтобы суметь остаться в живых после первого нападения оборотня. Он резко повернулся на сто восемьдесят градусов и махнул ножом снизу вверх. Лезвие ножа резануло по Сониной руке от запястья до локтя и устремилось по дуге вверх. В тот же миг кулак Сони ударил русского по ключице, и Штефан услышал, как она сломалась. Барков громко охнул и отшатнулся, а Соня тут же с размаху ударила его рукой, после чего русский свалился на пол.

Буквально в то же мгновение Уайт выстрелил в Соню. Если бы Барков упал чуть позже, пуля попала бы в него. Впрочем, Штефан был уверен, что Уайт не сильно горевал бы по этому поводу. Вполне возможно, он надеялся, что пуля из его крупнокалиберного пистолета сначала прошьет насквозь тело русского, а затем попадет в Соню. Однако волею случая Баркову удалось избежать этого, и пуля прошла насквозь через тело Сони, отбросив ее назад и заставив отчаянно замахать руками в попытке удержать равновесие. Позади Сони от дверной коробки отлетели щепки.

Но пуля Уайта, по всей видимости, не задела ни одного жизненно важного органа, а может, Соня