Сердце волка

— Вы сами не понимаете, что говорите! — вспылил Штефан. — С таким же успехом мы можем вернуться домой вообще без материалов. Интервью с майором Барковым? Замечательно! Но если у нас не будет какого-либо подтверждения, то это будет равносильно материалу, высосанному из пальца! Нам никто не поверит!

— Это — ваша проблема, — невозмутимо ответил Висслер и пожал плечами. — Я не выдумывал этих условий. Я просто сообщил вам о них.

— Немного поздновато, не так ли? — съязвила Бекки.

Она вздохнула, удрученно покачала головой и, покрепче натянув одеяло на плечи, поднялась на ноги. Висслер, снова пожав плечами, промолчал.

— Даже и не подумаю! — Штефан разозлился. — Мы не для того проделали весь этот путь, чтобы…

— Смирись, — Ребекка успокаивающе положила ладонь ему на предплечье. — По крайней мере, мы сможем с ним поговорить. Все же лучше, чем вообще ничего.

Штефан в полной растерянности уставился на жену. В течение нескольких секунд внутри него шла борьба между гневом, растерянностью и… еще каким-то чувством, которому он не мог найти точного названия, хотя оно, пожалуй, было еще хуже, чем предыдущие два, вместе взятые. И тут он увидел затаенные искорки в глазах Ребекки — это был почти неуловимый предупреждающий взгляд, который Висслер не смог бы заметить, даже если бы посмотрел сейчас Ребекке прямо в глаза. Однако для Штефана смысл этого взгляда был так же понятен, как если бы Ребекка заявила об этом громким голосом.

— Хорошо, что по крайней один из вас — благоразумный человек, — сказал Висслер. — Кстати, если вас это заинтересует, я вполне готов изложить на бумаге все, что увижу или услышу… за умеренное вознаграждение, само собой разумеется.

— Само собой разумеется! — произнес Штефан самым враждебным тоном, на какой только был в этот момент способен.

Висслер пожал плечами.

— Нужно понимать ситуацию. Вы ведь сами сказали, что платите мне не так уж много.

Штефан впился в Висслера взглядом, но продолжать перебранку у него не было никакого желания. Поэтому он — гневным и излишне сильным движением — запихнул свою фотоаппаратуру и магнитофон Ребекки обратно в сундук и захлопнул крышку.

— Мы еще поговорим об этом, — пробурчал он.

Висслер промолчал.

Штефан сунул ноги в сапоги, вытащил из кармана куртки перчатки и уже начал было натягивать их на руки, но передумал, снял перчатки и подошел к Ребекке, чтобы помочь ей. Ее движения были точными и целенаправленными, однако достаточно медленными для того, чтобы Штефан смог понять, скольких усилий они требуют от Ребекки.

— С тобой все в порядке? — спросил он. — Может, будет лучше, если ты…

— Останусь здесь? — перебила его Ребекка. Она решительно покачала головой. — Только через мой труп.

Штефан не оценил шутки.

— Это может стать реальностью намного быстрее, чем ты предполагаешь, — сказал он. — Ты больна, а впереди у нас долгий утомительный путь.

— У меня лишь небольшой жар, — ответила Ребекка, пожимая плечами. — Я переносила и не такое.

Лицо Штефана было озабоченным. У Бекки был не просто «небольшой жар». Ее глаза были мутными, и от нее дурно пахло — по всей видимости, не только из-за болезни, но и оттого, что она уже трое суток не снимала с себя одежду. Ее волосы утратили свой естественный блеск и были похожи на почерневшую солому, а руки слегка дрожали. Когда Штефан их коснулся, то с ужасом почувствовал, какой горячей и сухой была кожа Ребекки.

— У тебя сильный жар, — произнес он серьезно, — а не «небольшой». Это может быть воспалением легких.

— На этот случай люди придумали пенициллин, — сказала Ребекка. — Успокойся. Вот закончим здесь свои дела, и тогда уже можешь тащить меня к каким угодно врачам. Упираться не буду. Но сначала я все- таки возьму это интервью!

Висслер прокашлялся. Этот разговор становился для него неприятным.

— Я… подожду снаружи, — проговорил он, запинаясь. — А вы поторопитесь, хорошо?

Они дождались, когда он выйдет из комнаты. Затем Ребекка подошла к сундуку, подняла его крышку и несколько секунд что-то лихорадочно искала.

— Что ты задумала? — поинтересовался Штефан.

Ребекка выпрямилась и с торжествующим видом помахала маленькой коробочкой серебристого цвета размером чуть больше зажигалки — это было звукозаписывающее устройство, представляющее собой электронный эквивалент кассетного магнитофона. Оно позволяло сделать запись длительностью где-то в полчаса и было снабжено сверхчувствительным микрофоном — таким чувствительным, что, если положить его, например, в закрытый карман куртки лыжного костюма, оно сможет записать каждое слово, которое прозвучит в радиусе десяти метров. Бекки купила его во время своей поездки в Англию два года назад. Она случайно натолкнулась на это устройство в одной из тех несусветных лавочек, которые встречаются только в Лондоне и в которых можно приобрести всякую всячину, начиная с полного комплекта шпионского снаряжения и заканчивая кофейными чашечками, которые при каждом глотке издают мелодию часов на башне Биг-Бен, — в общем, все, кроме действительно полезных вещей. Как Штефану было известно, Ребекка еще ни разу не пользовалась этим устройством.

— Ты уверена? — спросил он.

— Оно работает, — ответила Ребекка. — Я проверила его еще разок перед нашим отъездом. Оно работает. И батарейки у него новые.

— Я не об этом, — произнес Штефан и показал движением головы в сторону двери. — Тебе не кажется, что Висслер, возможно, прав? Эти люди — действительно опасны. Если Барков заметит, что ты записываешь разговор…

— Не заметит, — заверила Штефана Ребекка. — Я спрячу его в такое место, где они наверняка не станут проверять.

Штефан неохотно сдался. Впрочем, противилось в нем лишь его благоразумие. Хотя замысел Бекки был рискованным, легкомысленным и безрассудным, Штефан прекрасно понимал ее. Он на ее месте поступил бы точно так же. У него ведь тоже незадолго до этого мелькнула мысль тайно взять с собой фотоаппарат — свой маленький Pocket, который можно было бы положить в карман куртки, — и попытаться сделать несколько снимков без вспышки, рискуя, правда, в результате вытащить из ванночки с проявителем полностью черную пленку.

А еще рискуя быть застреленным. Он не знал, насколько обоснованным был рассказ Висслера о партизанах, но, если хотя бы половина из того, что Штефан слышал о Баркове, соответствовала действительности, этому человеку и впрямь было глубоко наплевать на жизни других людей. «Как ни крути, — подумал Штефан, — определенно можно сказать лишь одно: нам явно не следовало сюда приезжать».

Однако понимание этого пришло слишком поздно.

Хотя Висслер их и поторапливал, отъезд задержался почти на час. Когда они уселись в автомобиль и выехали в восточном направлении, уже начало темнеть, и вместе со сгущавшимися над горами сумерками нарастало странное, почти мистическое ощущение.

Первым, что бросилось в глаза Штефану по приезде в эту страну, были как раз эти удивительные сумерки, каких он не видел ни в какой другой части мира. Казалось, что здесь темнело в два этапа: сначала все цвета вокруг начинали блекнуть, пока окружающий мир не превращался в своего рода черно-белую фотографию с резкими тенями и четко очерченными контурами, хотя при этом темнее в действительности не становилось, и лишь затем — через неопределимый, но, как казалось Штефану, довольно долгий