здесь никогда не было.
– Я дам любой выкуп! Все, что ты захочешь! Скот, рабов, самые драгоценные шебауты, свою жизнь. В тайных сокровищницах хейджей есть много такого, о чем ты даже и не слышал! Только верни мне сына! На нем прерывается мой род.
– Его тут не было и нет! Сколько можно говорить об одном и том же! Косматые приходят ко мне добровольно и так же добровольно уходят.
– Никто из тех, кто попал сюда, не вернулся к соплеменникам.
– Это меня не касается! Считаю, что говорить нам больше не о чем! Вы вольны уйти, вольны и остаться. Пищу и воду получает лишь тот, кто работает. Ступайте в пустыню и ищите камни. Какие именно, вы знаете. Тот, кто найдет полноценный шебаут, получит любое вознаграждение. Кроме оружия, конечно. Прощайте!
– Дайте хотя бы напиться, – устало сказал Сергей.
– До заката еще много времени. Если будете добросовестно трудиться, получите половину суточной нормы…
– Что ты скажешь теперь? – промолвил Гарпаг, усаживаясь в узкую полоску тени под скалой.
– Честно признаться, такого оборота дела я не ожидал. Не пойму, он на самом деле не верит, что я землянин, или только прикидывается. Ты понял что-нибудь в его мыслях?
– Почти ничего.
– Что-то тебе мешало?
По тону Гарпага Сергей понял, что тот не настроен продолжать разговор. Неподвижный полуденный воздух кипятком обжигал ноздри. Пустыня сверкала, как огромная свалка битых елочных украшений. Каждый излом гранита, каждая песчинка, каждая самая ничтожная каменная грань отбрасывала яркие, слепящие блики, однако воспаленные глаза Сергея давно уже перестали слезиться. Ему казалось, что все жидкие субстанции тела: слюна, желчь, лимфа – давным-давно высохли, загустели, иссякли.
Время от времени он машинально взбалтывал свой каменный сосуд, однако плескавшаяся в нем влага могла помочь в сотне разных случаев, но только не в этом. Едва Алхаран начал клониться к закату, как из пустыни один за другим стали появляться аборигены – худые, изнуренные, с облезлой шерстью. Все они молча садились на корточки под стеной, словно ожидая чего-то.
Наконец металлическая дверь в стене лязгнула и выпустила наружу коренастого одноглазого крепыша, судя по татуировке на выбритом лице – воруму. С собой он тащил пластмассовую канистру, большой черпак и туго набитый брезентовый мешок. Каждого из присутствующих он наделил несколькими горстями похожих на финики сушеных плодов и черпаком воды, не всегда полным. Когда подошел черед Гарпага и Сергея, воруму исподлобья зыркнул на пришельцев своим единственным оком и, повернувшись к ним спиной, принялся завязывать мешок.
– Разве ты не накормишь нас? – И тени просьбы не было в словах Гарпага.
– Вы не работали сегодня, – буркнул через плечо одноглазый. – Пить и есть имеет право лишь тот, кто работал целый день, и работал усердно.
– Но ведь сам ты целый день провалялся в тени по ту сторону ограды, не так ли?
– На то есть воля голокожего вождя. Таких, как ты, это не касается.
– За такие слова тебя полагается привязать к хвосту дикого быка.
– Уймись, бхайлав. Здесь ты значишь не больше, чем любой из нас. Возвращайся лучше домой и командуй своими внуками.
Одноглазый уже давно закинул мешок на плечо и завинтил пробку канистры, но что-то мешало ему уйти. Он кряхтел от напряжения и дергался, как муха на липучке, но не мог даже сдвинуться с места.
– Ты хочешь унести с собой все это, чтобы съесть и выпить в одиночестве? – спросил Гарпаг.
– Я сыт, бхайлав, – пробормотал одноглазый. Голос его переменился, страх и недоумение слышались в нем.
– Неправда. Ты очень голоден. Я разрешаю тебе поесть песка. Его тут, хвала небожителям, вдосталь.
Одноглазый послушно опустился на четвереньки и принялся жадно, с хрустом и чавканьем, хватать ртом плотно утоптанный горячий песок, время от времени он приподнимал голову, с подобострастием поглядывая на Гарпага, и тогда становилось видно, как по его подбородку обильно течет грязная слюна. Сергей не выдержал этого омерзительного зрелища и взмолился:
– Не надо, бхайлав! Прекрати!
– Хватит! – приказал Гарпаг. – Это будет для тебя хорошим уроком. Отныне ты никогда не позаришься на чужое.
– Никогда, бхайлав! Клянусь Алхараном!
– Тогда угощай нас. Да и про остальных не забудь.
– С радостью.
– Из каких ты воруму? – спросил Гарпаг, выпив подряд два ковша воды.
– Я родился у горьких озер. Мы хозяева соли. Наши народы никогда не враждовали.
– Кто здесь есть еще?
– Многие. И твои братья хейджи, и шамарро, и аджуны.
– И что же делают здесь свободные хейджи, смелые шамарро, непобедимые аджуны?
– Мы ищем в пустыне шебауты. От рассвета до заката. Тот, кто найдет хоть один, сможет уйти, получив на дорогу достаточно припасов и прекрасные подарки.
– Давно ты здесь?
– Давно. Я потерял счет дням.
– Ты не встречал молодого хейджа из рода Совы по имени Зорак? Он носил на груди голубой шебаут.
– Нет. Молодые тут долго не выдерживают. Они бегут в пустыню и больше не возвращаются.
– Часто вы находите шебауты?
– Редко, очень редко. Я вот, к примеру, не нашел ни одного. Бывает, что камень по всем признакам похож на шебаут. Чтобы убедиться в этом окончательно, его привязывают к телу, а иногда даже прибинтовывают к ране. Но, когда проходит положенный срок, лишь один из ста камней оказывается настоящим.
– Тот, кто его нашел, действительно может уйти?
– Да, бхайлав.
– С водой и пищей? Смотри мне в глаза!
– Да, с водой и пищей…
– Почему же тогда никто не вернулся из пустыни?
– Об этом мне ничего не известно.
– Зачем голокожему шебауты?
– Не знаю, бхайлав. Может быть, они свели его с ума. А может, он с их помощью хочет стать великим колдуном.
– Почему голокожий приблизил тебя к себе?
– Я рассказывал ему обо всем, что видел и слышал, передавал все дерзкие речи. Если кто-то собирался бежать или плохо работал, то я сообщал об этом хозяину.
– Я ошибся, когда выбирал тебе кару. Привязать тебя к хвосту быка – значит смертельно обидеть все рогатое племя. Ты кончишь жизнь в яме с ядовитыми жабами. А пока можешь убираться к своему голокожему.
– С твоего разрешения я останусь здесь. После всего, что случилось, хозяин не пустит меня в свое жилище.
– Поступай как знаешь, но только старайся не попадаться мне на глаза.
Некоторое время они сидели молча. Алхаран все глубже проваливался в щель между двумя утесами. Небо заметно потемнело, зато все пространство пустыни пылало десятками оттенков багрового цвета. Каждый бархан превратился в кучу тлеющих углей, вершины скал на горизонте полыхали как факелы.
– Не нравится мне это, – нарушил молчание Сергей. – Очень не нравится. Но я обязательно разберусь во всем до конца.
