держать. Не убей, не укради, не возжелай и так далее! Весьма разумно. Не уцелеет племя, если все подряд начнут убивать, воровать и греховодничать. А сатанисты, наоборот, вопреки здравому смыслу действуют. Проповедуют разврат, ритуальные убийства, кровосмесительство, осквернение святынь. Это уже не дух противоречия, а патология какая-то.
– Ну не знаю… – похоже, что доводы Кондакова иссякли. – Ты лучше Достоевского почитай. Авось и найдешь для себя ответ.
– Это вряд ли. При Достоевском жизнь совсем иная была. Тихая, дремотная. Из Москвы в Питер неделю ехали. Ни тебе Чикатило, ни товарища Ежова, ни Басаева.
– Хватало всякой дряни и в те времена. Только масштабы, может быть, иные были… Вспомни Джека- Потрошителя или Сергея Нечаева, которого тот самый Достоевский в своих «Бесах» изобразил. Но даже такой матёрый пессимист, как Федор Михайлович, искренне полагал, что спустя век, то есть примерно в нашу с тобой эпоху, жизнь будет слаще мёда. Вот и дожили. – Кондаков помахал списком сатанистов.
– Ладно, – Цимбаларь припечатал ладонью по столу так, что бутылочка клея, как назло не закрытая, опрокинулась прямо на служебные бумаги, – надоела эта пустая болтовня. Христиане, коммунисты, сатанисты… Давай лучше своё собственное общество учредим.
– Какое? – поинтересовался Кондаков, убирая от края стола все хрупкие и валкие предметы.
– Общество противников всех обществ. Никаких сборищ, никаких программ, никаких контактов между членами, а главное, никакой деятельности.
– И как же в такое общество вступать?
– Исключительно мысленно!
– Мысленно я уже во многих обществах состою, – с грустью признался Кондаков. – В калифорнийском клубе миллиардеров, в британской ассоциации охотников, в редколлегии журнала «Плейбой», в американской киноакадемии, в отечественном совете безопасности, в европейском союзе виноторговцев, а когда меня начальство сильно допекает, ещё и в «Аль-Каеде».
Этот пространный мартиролог несбывшихся мечтаний прервало треньканье внутреннего телефона.
– Слушаю, – ответил Кондаков и сразу покосился на Цимбаларя. – Да, у меня сидит… А кто его спрашивает? По городскому… Женщина… Не представилась… Ну соединяй, ежели так.
– Привет, Саша!
Голос, долетевший сюда из неведомой дали, действительно был женским, а главное, очень-очень молодым. Бывают, конечно, молодые голоса и у немолодых женщин, но тут сомневаться не приходилось – столь искренне и наивно могут говорить лишь юные, не истерзанные жизнью создания. Вот только каким образом эта девочка раздобыла телефонный номер, известный лишь весьма узкому кругу лиц?
– Привет, Саша, – повторила юная особа. – Почему молчишь?
– Здрасьте, – ответил Цимбаларь. – А кто это, если не секрет?
– Угадай с трёх раз.
– Баба-Яга, Анна Каренина, мать Тереза, – ничего более остроумного в голову Цимбаларя почему-то не пришло.
– Эх ты, а ещё оперативник, – мягко пожурила его девушка. – Я Люда Лопаткина.
– Какая, пардон, Люда? – не расслышал Цимбаларь и прикрикнул на дежурного, имевшего моду подслушивать чужие разговоры: – Положи трубку, сучара!.. Нет, это я не вам, Людочка. Есть тут некоторые любопытствующие.
– Ты майора Свища в виду имеешь? Он ведь, кажется, сегодня дежурит…
Эти слова окончательно поставили Цимбаларя в тупик. Назвать дежурного не по фамилии – Свешников – а по кличке, употреблявшейся исключительно сослуживцами, мог лишь человек, хорошо осведомлённый о жизни особого отдела.
– Люда, а вы случайно не шпионка? – вкрадчиво поинтересовался Цимбаларь.
– Дырявая у тебя, Саша, память, – незнакомка рассмеялась. – Я та самая Люда, которая работала секретарем у полковника Горемыкина. Вы меня за глаза ещё Метатроном звали. Ангелом божьего лица. Потом я поступила в юридическую академию и перевелась в экспертно-криминалистический центр.
– Ах, Людочка! – Цимбаларь от избытка чувств даже по лбу себя хлопнул. – Как же я, дурак, тебя сразу не узнал! Думал, это какая-нибудь пацанка лет пятнадцати звонит.
– Хороший у вас телефон. Сразу на десять лет молодит.
– Телефон у нас правдивый и бескорыстный. Как и все мы. А как ты поживаешь? Замуж, наверное, вышла?
– Пока нет.
– Что так?
– Никто не предлагает.
– Ладно, этим вопросом мы попозже займёмся… Аттестовали тебя?
– Да. Я уже полгода лейтенантом хожу. Только не надо пошлых шуточек насчёт отдания чести и всего такого прочего.
– Боже упаси! А со званием я тебя поздравляю. Желаю дослужиться до генерала. – Цимбаларь еле сдержался, чтобы не брякнуть: «Ведь под полковником ты уже была».
Однако Людочка, прекрасно понимавшая все недомолвки своих бывших сослуживцев, произнесла проникновенным голосом:
– Спасибо за добрые пожелания и за то, что оставил их без комментариев. Но учти: с Горемыкиным я поддерживала исключительно официальные отношения. Вот так-то!
– Да у меня и в мыслях ничего подобного не было, – сразу заюлил Цимбаларь. – Ты лучше скажи, как тебе на новом месте служится?
– Не знаю, как и сказать, – она замялась. – Ты, помнится, раньше лингвистикой занимался? Даже стихи мне читал на шумерском языке.
– Было дело, – признался Цимбаларь. – Но прошло.
– Ты случайно не знаешь происхождения слова «чужой»?
– Знаю. Давным-давно, когда Киевской Руси ещё и в помине не было, через земли славян проследовало германское племя готов. Себя они называли «тьюд», то есть люди. И видно, крепко они насолили нашим людям, если с тех пор всех инородцев они стали называть «чудью», «чудинами», «чужаками».
– Вот и я здесь такая же «тьюд», – грустно промолвила Людочка, – никак не могу прижиться.
– Возвращайся к нам, что за дела. Мы тебя с распростёртыми объятиями примем.
– Не так всё просто… Но я, собственно говоря, совсем по другому поводу звоню. Есть один разговор, причём очень серьёзный.
– Я весь внимание.
– По телефону этого не скажешь.
– Тогда давай встретимся, – охотно предложил Цимбаларь. – Я поблизости один ресторанчик знаю. Итальянская кухня. Пальчики оближешь.
– Нет-нет! Никаких ресторанчиков. Разговор такого рода, что нам лучше держаться от людей подальше.
– А если в кино, как в прежние времена? Сейчас крутят такие фильмы, что больше дюжины зрителей на них не собирается.
– Не подходит, – опять возразила она. – Во-первых, я хочу показать тебе кое-какие документы. Во- вторых, в кинотеатре ты обязательно залезешь мне под юбку. Знаю я тебя.
– Обижаешь, Людочка… А парк культуры и отдыха тебя устроит?
– Сегодня же праздник. Везде полно народа.
– Ну тогда не знаю… Назначай место сама.
– Я, кажется, придумала. Есть такое место, где нынче никого не будет. Или почти никого. Приезжай на Востряковское кладбище. Через час я буду ждать тебя у могилы Донцова. Помнишь, где она?
– Ещё бы! Я, считай, сам туда гроб опускал. Через час буду. Хотя место ты, конечно, выбрала странное.
– Наоборот, самое подходящее. Потом ты в этом сам убедишься. До встречи. – Людочка положила трубку.
Посидев с минуту в молчании, Цимбаларь спросил у Кондакова:
