Задержка недолгая. Скоро взлетели.
После набора высоты — завтрак. Я сижу на своем месте, завтракаю. В моей тарелке огурчиков больше, чем у моего соседа. Танечка улыбается: мол, ешьте, ешьте, Вы заработали!
Вот так начинается наше возвращение на Родину: улыбки милых стюардесс, соленые огурцы. И светлые грезы…
Летим над Лаосом. Горы, долины. Через некоторое время бескрайний простор океана слева в иллюминаторе, темно-голубой цвет которого незаметно соединяется с голубизной неба.
Прилетели в Калькутту. Многолюдный аэропорт. За железным забором толпа зевак. С любопытством смотрят на нас. Здесь легкий завтрак: соки, фрукты. Не больше. Доллары, выданные на дорогу (на непредвиденные случаи) не расходуем. Пока нас кормят. Все идет нормально. Мы здесь не пассажиры спецрейса, а обыкновенные пассажиры, следующие по маршруту Джакарта — Москва.
Следующая посадка в Карачи. Взгляд на город с высоты птичьего полета непосредственно перед посадкой. Замечаем несколько военных городков. Плац для строевых занятий, строи солдат (мы же военные, знаем, что к чему). Ясно различаются шагающие шеренги… характерные признаки всех военных городков.
Аэропорт полупустой, очень мало пассажиров.
В Ташкенте приземляемся поздно ночью. Ступаем с трапа на родную землю. Некоторые пробуют твердость под ногами, иные подпрыгивают, еще им не верится, что мы на родной земле.
Кормят в ресторане, находятся в карманах пролежавшие целый год десятки и пятерки. К хорошим закускам прикупают спиртного. От радости российский человек всегда выпьет, это уж так принято.
Утром приземляемся в Шереметьево. Здесь еще лежит снег, как тогда, когда мы отсюда улетали. Вот она — столица! Блестит огнями, улыбается — встречает своих из дальних краев.
Несколько дней на оформление документов, расчетов, отчетов. Нас устроили в приличной гостинице, но я живу, то есть ночую, у брата моей жены. Здесь у него за день до отлета во Вьетнам, мы открыли бутылку старки («Старая водка»), и оставили ее не допитой — допьем после благополучного приезда. Допиваем ее. Все меня поздравляют.
Но душой я уже в Пензе, где меня ждут жена и дети…
Поезд прибывает утром. Беру такси и немедленно домой. Мои все дома, ждут. Детей жена не пустила ни в школу, ни в садик. Горячая встреча: жена в слезах радости, старшая дочь тут же на колени и никуда больше. Только младшая сторонится — не узнает. Это результат моей секретной командировки. Комок в горле, не выдержал — заплакал. Плачу, не скрывая слез. Тогда Лиличка прижимается (не ко мне!) к матери и спрашивает:
— Мамочка, почему этот дядя плачет?
Что-то хочу сказать, ответить младшенькой, но комок в горле не дает мне сказать, ответить ей. Как тебе объяснить, доченька? Ты еще не знаешь, что такое война, смерть, расставания и встречи. Этим ты счастлива. Радуйся, приехал твой отец. Насовсем приехал.
— Иди ко мне, доченька, — И посадил ее на колени. — Не дядя я, твой папа!
Послесловие
Уважаемый читатель наверно понял, что в этих записках, вполне документальных, все персонажи реальные люди. Географические пункты, в которых происходили события, также не изменены, как и фамилии и имена. Возникает вполне уместный вопрос: почему столько времени молчал автор. Надо сказать прямо, они написаны более двадцати лет назад. Но лежали в ящике письменного стола. Я даже и не думал, что они появятся в печати. Но времена изменились, такая возможность появилась. Трудно жить в рамках запретов. Такая жизнь убивает человека морально, калечит его дух, подрывает здоровье. Слабые не выдерживают. Некоторые из наших, побывавших в секретных командировках, не вынесли безызвестности, внимания со стороны государства. Им не хватило, может быть, самого малого: правильной оценки его ратного труда и чуть-чуть открытости. Здесь речь не только о тех, кто воевал во Вьетнаме. Судьба забрасывала советских военных во многие страны: Сирия, Египет, Куба, Ангола, Афганистан и другие. Глубокие раны остались на душах от этой «братской помощи». И не только отдельные люди пострадали. Пошатнулся международный авторитет всего Советского Союза. В конце концов «нерушимый союз» распался.
У нас, вьетнамцев (мы так сами себя называем), совесть более чиста, чем у некоторых других. Мы были участниками самой справедливой войны со стороны Вьетнама. Стояли против агрессора. А как чувствуют себя те, кто вынужденно, против своей воли, принимал участие в войнах в Афганистане и им подобных? Являются ли они нормальными членами общества, в котором живут? К сожалению, жизнь не дает положительного ответа на эти вопросы… Хотелось бы, чтобы такое больше никогда не повторилось, никогда!
И как говорят офицеры: честь имею!
