выступление перед советскими специалистами, следующими во Вьетнам.
Организаторы концерта превзошли своих коллег из других городов. По враждебности, злобе. Многие выступления идут на русском языке. Перед участниками несколько микрофонов. Много девушек, одетых в полувоенную форму, а мужчины все военные. Здесь конкретно назывались фамилии руководителей Компартии Советского Союза и государства. Рекой лилась настоящая пропагандистская грязь. Слушать такой концерт в какой-то момент стало невозможным, и мы, посоветовавшись между собой, решили покинуть зал ожидания, где происходило это действо. Мы вышли из здания. Здесь было тихо.
Произошла небольшая заминка — нет зрителей! — но ненадолго. Руководители быстро нашли выход — они подключили микрофон к служебной громкоговорящей сети! Над нами задрожали мощные колоколы- громкоговорители. Более того, к нам вышло руководство аэропорта, стало настойчиво требовать нашего возвращения в здание. Откуда-то появились солдаты, причем вооруженные карабинами. Всех нас прижали к входу. Тем временем из колоколов неслось: «Разгромим северного соседа!» Да, не особенно приятно чувствовать себя бессильным, беспомощным, оторванным от Родины. Что мы могли сделать — два десятка человек, находящихся в чужой стране?
Сердце клокотало от обиды, ответные чувства рвались наружу. Хотелось ворваться в здание, разломать аппаратуру, колокола. Поневоле пришлось вернуться в здание.
Душой и опорой был наш генерал. Внешне он всегда был спокоен, улыбался, показывая ровные белые зубы. Медленно прохаживаясь между нами, шутил, подбадривал, успокаивал. Никогда не думал, что этот, казалось, вечно замкнутый, задумчивый человек может так резко перемениться и стать, когда появлялась в этом необходимость, улыбчивым, общительным, совсем другим человеком.
— Что, нервишки сдают? — спрашивал он, обращаясь к одному из молодых ребят. — Крепись, сынок. Веди себя так, как положено вести себя советскому человеку за границей. Выдержка, выдержка и еще раз выдержка — вот единственное наше оружие в данный момент!
Несколько минут спустя он говорил другим:
— Мы находимся не у себя дома. Будут случаи еще хлеще, еще сложнее. И вы будьте к этому готовы. Не дать себя спровоцировать, сохранить спокойствие, трезвый рассудок, значит обезоружить пока наших недругов, победить их.
Такие слова помогли нам и потом.
Последний город, в котором мы приземлились на территории Китая, был Наннинь. Здесь мы заканчивали свой полет по внутренним авиалиниям Китая и должны были пересесть в другой самолет, следующий международным рейсом до столицы ДРВ.
Наннинь, небольшой город на юге Китая, расположен в объятьях зелени, рисовых полей и огородов. Здесь уже тепло, нам, северянам, жарко.
Солнце опустилось к горизонту, его палящие лучи приятно ласкают лицо, припекая одежду, вызывают непривычную теплоту.
Здесь нас тоже ожидали сюрпризы, хотя каждый из нас пребывал в более лучшем настроении, чем ранее. Оставалось всего несколько часов времени до прибытия на место назначения.
В ожидании посадки мы сидим в здании аэропорта, стараясь быть ближе к воздушному потоку фенов, бесшумно и лениво крутящихся под потолком. Торопиться некуда, и вообще, все зависело не от нас.
Ночь опустилась резко, незаметно: темень окутала видневшиеся вдали горы, ветви бамбуковых и банановых деревьев, принеся с собой какое-то чувство таинственности и неопределенности. Подполковник Старостенко Иван Антонович, выходивший «погулять на свежем воздухе», подошел ко мне возбужденный, даже, сказал бы, испуганный; глаза блестят необычно, руки трясутся. Кинув в сторону летного поля, еле выговорил:
— Войска подтягиваются…
— Какие еще войска? — спрашиваю. Смотрю в ту сторону через большие витринные стекла и ничего не вижу. А Иван даже руку боится протянуть в ту сторону.
— Не знаю точно какие войска, но четко видел солдат с автоматами и пулеметами. Не меньше полка.
— Ваня, это за тобой, определенно. Думают, батальон не справится. Это кто-то из ребят шутит.
Но солдат видели и другие. Заговорили, заспорили. Встали, подходим к окнам и внимательно вглядываемся. Пока ничего не видим, но возбуждение нарастает. И я решаюсь выйти и посмотреть.
Да, действительно, недалеко от нас движется строй военных. Вот остановились. Затем послышался разговор. Закурили, некоторые сели прямо на бетонку. Карабины составили в «козлы». А я все смотрю в ту сторону, прикидываю — человек двести.
— Убедился? — спрашивает Иван Антонович. — К чему бы это?
— Понятия не имею, — говорю я, а сам ведь тоже думаю: «К чему это?»
Иван Старостенко — невысокий коренастый мужчина из донских казаков. Он командир дивизиона из того же полка, что и я. По служебному положению он мне подчинен, заместителю командира полка. По возрасту он старше меня на восемь лет, но друг к другу обращаемся на «ты». Человек он сложный, переменчивый в настроении. Характер тяжелый. «Себе на уме», — говорят о нем сослуживцы. Нос крючком, взгляд из-под бровей, в целом красивое лицо. Несмотря на свои тридцать восемь лет, у него уже седые виски. Он тщеславен. Не имел ни высшего, ни специального образования, но повыситься по службе ему очень хотелось. Может быть и во Вьетнам напросился с этой целью — не знаю, не я отбирал людей.
Между тем за окнами вспыхнули костры. Взлетная полоса, силуэт стоявших там самолетов окрасились красно-багряным цветом. Казалось, самолетов стало больше, на них, как при пожаре, плясали тени. Прошло довольно много времени. И вдруг объявили: выходить на посадку. Тронулись одновременно. После выхода наружу получилась некоторая заминка — дальше не хотелось идти. Впереди пошли наши руководители, а за ними смелее тронулись и мы.
Костры продолжали гореть, в руках солдат сверкали факелы. Солдаты выстроились по обеим сторонам проходных дорожек. Как идти? Сквозь строй солдат?
Сразу на память пришло все, что знал о пропускании «сквозь строй», картина Тараса Шевченко, украинского поэта и художника. Но здесь проход сквозь строй представлялся страшнее чем на картине, ибо сегодняшние солдаты казались самыми страшными на свете. Идем все-таки сквозь строй. И чудо! — нас никто не трогает! Правда, каждый мускул, весь мозг оставались в наивысшем напряжении.
Наконец мы у самолета. Оглядываемся назад, чего не могли позволить минуту назад. Вздох облегчения — будто мы только что выбрались из горящего огня. И вправду: за нами горели многочисленные огни.
Но мы подозрительно долго стоим, не взлетаем. Ага, ожидали посадки другого самолета! Вот он садится, подруливает поближе.
Застывают пропеллеры. Из самолета выходят человек 10–15 военных, и они направляются сквозь тот самый строй в здание аэропорта (за всем этим наблюдаем в иллюминаторы).
Неясность с солдатами рассеивается после взлета самолета. По словам одного пилота, встречали какого-то важного албанского военачальника. Вот в чем было дело! А страху нагнали!
Летим уже над территорией Демократической Республики Вьетнам.
Всматриваемся в иллюминаторы, но земли не видно. Ни одного огонька, никакого признака жизни. Только на темном небе ярко светятся звезды. Такие яркие, как будто мы к ним приблизились. Таких ярких звезд я никогда не видел — так красиво!
Самолет пошел на снижение и сердце забилось сильнее — нам предстояло впервые в жизни ступить на землю Вьетнама.
Ханой раскинулся перед нами яркими огнями, так неожиданно, что стало немного не по себе: как же так, где светомаскировка? Город виден как на ладони и сбросить бомбу точно по цели ничто не мешает! Почему так ярко светилась столица — мы узнали потом.
Первое, что чувствовалось при выходе из самолета — давящая на все клетки тела духота. Густой и влажный воздух.
Встречать нас прибыло довольно много людей. Здесь представители посольства, командования советских военных специалистов, Генерального штаба Вьетнамской Народной армии, командования ПВО ВВС. Были приветственные речи и букеты цветов. Много цветов. Но церемония встречи продолжалась не долго, даже, кажется, была несколько скомкана. Некоторые встречающие беспокойно посматривали на
