рядом с авиационным заводом, поэтому не стоило подставлять их под неизбежные удары Люфтваффе.
Уоллис не выглядел человеком, который может оказать влияние на ход войны. Он больше походил на робкого и застенчивого приходского священника. В свои 53 года он сохранил недурной цвет лица и гладкую кожу, глаза за стеклами роговых очков были мягкими и серыми. Зачесанные назад седые волосы дополняли впечатление благожелательности. Многих людей, с которыми он встречался в последующие 3 года, эта внешность обманывала. Только очертания верхней губы выдавали твердость и решительный отказ отвлекаться от намеченной цели. Даже его друзья не понимали этого полностью. Уоллис непонятным образом отгораживался от суматохи и перипетий обыденной жизни, постоянно размышляя над конструкцией нового самолета, погруженный в свои числа и теории. Они знали его как умного авиаконструктора, хотя и увлекающегося. Лишь позднее они начали использовать слово «гений».
Последнюю мирную ночь он провел в своем доме возле Эффингема, а утром, как и большинство людей, услышал довольно странную речь Чемберлена. После этого он долго сидел в молчании и грусти, не в состоянии даже возмутиться, так как самое сильное словцо не отвечало его чувствам.
Одна мысль владела им с прошлого утра: что может сделать он, авиаконструктор и инженер, чтобы сократить войну? Ни одна из странных идей, посетивших его в это время, не была блестящим озарением. Не было ни одного случая, когда Барнс Уоллис кричал бы: «Эврика! Я нашел!» Мысль ученого редко работает столь картинно. Идеи медленно зреют в его голове на плодородной почве, подпитываемые учебой и размышлениями. Сначала неясные и бесформенные, они выкристаллизовываются и принимают законченную форму.
Он работал на заводах Виккерса еще до Первой Мировой войны. Когда она началась, Уоллис проектировал первые британские дирижабли, однако высшие правительственные сферы решили остановить эти работы, так как война не продлится более 3 месяцев. Поэтому Уоллис добровольцем отправился в пехоту. Поскольку через 3 месяца война и не думала завершаться, был отдан приказ возобновить работы над дирижаблем. Уоллис был отправлен обратно к чертежной доске.
В 20–х годах он спроектировал R–100, самый удачный британский дирижабль. В 30–х он применил геодезические принципы для проектирования самолетов и, используя их, создал «Уэллсли», который побил мировой рекорд дальности полета. Потом он создал «Веллингтон», который был становым хребтом Бомбардировочного Командования в первые 3 года войны. (Еще в 1951 эти самолеты использовались для тренировок.)
Заводы Виккерса, втиснутые в крошечный периметр Бруклендского гоночного трека, начали выпускать «Веллингтоны» с максимально возможной скоростью. Уоллис начал работу над его преемником — самолетом «Уорвик».
В это время он работал над его хвостовым оперением, которое служило источником неприятностей. Понятно, что дополнительную работу ему приходилось выполнять в свободное время. И также понятно, что этого времени у него было не слишком много.
Бомбы и бомбардировщики — вот то направление, в котором он наиболее компетентен. Особенно плодотворной ему казалась разработка бомб. Он знал кое—что о бомбах Королевских Военно—Воздушных Сил, об их размерах, форме, весе и тому подобном. Такое знание было особенно важно, когда он проектировал «Веллингтон», чтобы бомбардировщик смог нести требуемый вес на требуемое расстояние. То, что знал Уоллис, не вызывало радости. Самые тяжелые бомбы имели вес 500 фунтов. Система прицеливания была такой, что КВВС приходилось сыпать бомбы буквально градом, надеясь, что хотя бы одна попадет в цель. Кто—то надеялся, что сойдет и так. Другие — нет. Годы безмятежного мира и скупость Казначейства мешали совершенствовать бомбы. Это было естественно в рамках борьбы против войны, но глупо перед лицом реальности. Все эти недостатки усугубляло то, что все вооруженные силы были буквально нашпигованы офицерами, пригодными к службе только в мирное время. Им не хватало ни отваги, ни верности присяге. Самым важным для них был вовремя поданный
Кроме того, бомбы КВВС были старыми, слишком старыми. Почти все запасы были созданы еще до 1919. В 1921 была предпринята попытка создать более удачную бомбу, а в 1938 даже началось их производство, но в 1940 в наличии имелось слишком мало новых бомб. И новые бомбы, и старые были начинены средненькой взрывчаткой, называемой аматол (только 25 % веса бомбы приходилось на заряд). Существовала более мощная взрывчатка, так называемая RDX, но ее производство прекратилось в 1938. Только с 1942 КВВС начали получать бомбы, снаряженные RDX. Зато бомбы Люфтваффе имели гораздо более мощную взрывчатку, чем аматол, и на нее приходилась половина веса бомбы.
Уоллис знал, что в 1926 была совершена попытка создать 1000–фн бомбу, однако работы не дошли даже до стадии испытаний. Казначейство высказалось против. Штаб КВВС не считал, что ему потребуются бомбы тяжелее 500 фунтов. В любом случае самолеты КВВС не были предназначены под бомбы тяжелее 500 фунтов. 1000–фн бомбы требовали новых и более дорогих самолетов, которые тогда ни КВВС, ни страна не могли себе позволить. Только в 1939 министерство авиации начало всерьез подумать о 1000–фн бомбах, и лишь через 6 месяцев ПОСЛЕ начала войны разместило заказы на них.
Тогда эти недостатки не были очевидны, особенно потому, что летчики предпочитали мелкие бомбы для уничтожения целей на поверхности. Ударная волна более крупных бомб рассеивалась на зданиях, и потому казалось выгоднее использовать несколько мелких бомб, а не одну крупную. Даже более крупные бомбы должны были попасть прямо в цель, чтобы вызвать серьезные разрушения. А шансы на прямое попадание возрастали при использовании большего количества бомб.
Но, по мнению Уоллиса, во всем этом был крупный логический изъян. Заводы и транспорт можно рассредоточить, что немцы и сделали. Бомбардировки 1939 не сумели причинить серьезный вред заводам.
Он начал размышлять, ГДЕ и КАК бомбардировка может нанести наиболее серьезный ущерб Германии. Если нельзя уничтожить рассредоточенную военную промышленность, может быть, можно найти ключевые точки? Возможный источник усилий. После этого его мысли пошли в новом направлении.
Источником усилий Германии, в мирное и военное время, была энергия. Не политическая энергия (которая тоже была рассредоточена и пряталась в глубоких укрытиях при появлении самолетов). Физическая энергия! Самые крупные источники энергии были слишком громоздкими, чтобы их можно было спрятать — угольные шахты, нефтяные прииски и скважины, «белый уголь» — гидроэлектростанции с дамбами. Без них не будет ни производства, ни транспорта. Ни оружия. Ни войны.
Однако они были слишком массивны, чтобы опасаться существующих бомб. С таким же успехом можно было кидать в них резиновые мячики. Следующий шаг был легким — по крайней мере в теории. Большая бомба. Еще больше!
Но это означало более крупный самолет. Гораздо крупнее существующих. Все правильно — и большой самолет тоже.
Таким было начало. Это звучало просто, но это нарушало принципы всех авиационных теоретиков мира.
Уоллис начал вычисления и обнаружил, что взрыв более крупных бомб против крепких целей, таких, как угольные шахты, нефтяные скважины или дамбы, был просто бессилен. Особенно против дамб — железобетонных чудовищ, вросших в землю.
Возможно, требовался новый ТИП бомбы. Однако Уоллис не знал о бомбах достаточно много, и ему пришлось остановиться.
Война длилась уже несколько недель, а затравленный ученый копался в инженерных и научных библиотеках. В обеденное время, когда он мог на пару часов позабыть о проблеме хвостового оперения самолета «Уорвик», он посылал за сэндвичами, оставался возле своего кульмана и начинал изучать бомбы.
Его конструкторское бюро было эвакуировано в старый дом в Бэрхилле, возле Уэйбриджа, который был построен Веллингтоном. Там он изучал химию и поведение, бризантных взрывчаток, аэродинамику бомб, ковку, закалку и прокат металла, теорию полета легких и тяжелых бомб, механизмы взрывателей, бомбовые прицелы. По ночам дома он занимался тем же самым, забывая на время о семье. Если бы рядом разорвалась бомба, он вряд ли бы заметил это, поглощенный тонкостями химического состава взрывчатки, или типом корпуса, или соотношением вес/заряд. Когда настала трудная зима 1939, он сумел разобраться в проблеме источников энергии.
