— Уэбб! — завопил я.
Голос мой звучал громко, но я и хотел, чтобы меня услышали. Я снова прокричал имя Уэбба, перепрыгнул через последние ступеньки и толкнулся в парадную дверь. Дверь была заперта. Если не считать двух выстрелов — ни звука. Я двинул по двери ногой, и замок с треском вылетел. По инерции я влетел в комнату. В студии Уэбба сияли лампы.
Я споткнулся, но быстро восстановил равновесие, не замедлив движения. Свет слева от меня источали фоторефлекторы. Что-то лежало на полу студии — тело. В тот момент, когда я влетел в студию, справа от меня какой-то человек вышел, хлопнув дверью. Я выхватил револьвер из кобуры. В этот момент уголком глаза я уловил какое-то движение слева от себя.
Я повернул туда голову. Это была женщина, выходившая в смежную спальню. Она едва мелькнула, но я успел заметить за эту долю секунды, что одежды на ней не было, а за собой она тащила одной рукой халат.
Но прежде, чем я все это осознал, в окне рядом с дверью направо, через которую вышел мужчина, разлетелось вдребезги стекло и раздался звук выстрела и как будто кто-то дернул меня за рукав.
Я повалился на пол и не целясь выстрелил в сторону окна. Упав, я перекатился в сторону, налетел на рефлектор, зацепился ногой за кабель, который как змея обвил мое колено, дернулся — и свет погас. В наступившей темноте я увидел вспышку — в меня опять выстрелили. Распростершись на полу, я направил свой револьвер туда и дважды нажал на спусковой крючок.
Я услышал звук шагов снаружи дома и рванулся к двери. Нога моя за что-то зацепилась в темноте, и я упал. Когда я поднялся, не было слышно ни звука, потом взревел автомобильный мотор. Когда я добежал до границы участка, звук мотора был уже еле слышен. Ниже меня на улице метрах в ста снова сверкнули автомобильные фары, и машина скрылась из виду. Донесся скрип шин по асфальту, и наступила тишина.
Через минуту я уже вернулся в дом, на ощупь прошел через студию, нащупал кабель, который я выдернул при падении из розетки, и стал искать эту розетку на стене. Вдруг за моей спиной раздался такой звук, как если бы огромный краб полз по полу, царапая клешнями дерево. Потом свистящий звук. Волосы у меня встали дыбом и холодок пробежал по спине, когда я понял, что это такое.
Это умирающий человек царапал пальцами пол. Я воткнул вилку в розетку, вспыхнул свет, и я повернулся. Один рефлектор устоял на подставке, а другой хотя и упал, но продолжал гореть. Его луч падал на лицо, лицо Уэбба.
Он лежал ничком, левая рука вытянута вниз, правая — на уровне плеча, глаза открыты. Пальцы его шевелились, скребли по полу. Больше не было никакого движения, никаких звуков — только пальцы как бы продолжали жить своей отдельной жизнью. Но вот и они перестали шевелиться. Смерть.
— Уэбб! — окликнул я.
Я обращался к нему, но знал, что это бесполезно, что он меня не слышит, что он мертв. — Но я говорил, словно мы сидели с ним за столом:
— Уэбб, старина. Вставай. Ты же не умрешь. Вставай, Уэбб!
Я коснулся его, попытался нащупать пульс на запястье, на шее, но пульса не было. Кровь расползлась по белой рубашке, два кровавых потока. По одному на каждый выстрел, пославший пулю Уэббу в спину.
Я поднялся. Один рефлектор был направлен в тот угол, где Уэбб делал свои фотопортреты. Он мягко высвечивал вырезанную из дерева фигуру Пана, которую я видел прошлым вечером. Чувственные, улыбающиеся губы, глаза с тяжелыми веками.
Угол был затянут тяжелым красным бархатным занавесом, на который был направлен стационарный фотоаппарат Уэбба «спид-график» со свисающими с затвора проводами. Кадродержатель был на месте, а рядом на стуле лежали два темных слайда. Я вынул кадродержатель и, держа его в руке, направился в комнату, в которую выбежала девушка.
В студии был небольшой столик, заваленный книгами, катушками пленки и рамками, в которые вставлялись слайды. Положив кадродержатель на столик, я пошел в спальню. Дверь, ведущая в сад за домом, была открыта. На кровати в беспорядке лежали женские вещи. Белый бюстгальтер и трусики, зеленое, свободного покроя платье. На ковре у кровати лежали зеленые лакированные туфли на высоком каблуке и пара нейлоновых чулок. Я посмотрел на ярлык, пришитый к вороту платья, — «Моды Капиолани».
Я вышел в гостиную, намереваясь позвонить в полицию, но вдруг заколебался. Здесь Медина. Не какой-нибудь другой город Калифорнии, а именно Медина. Два года назад я занимался здесь одним делом, выявил шайку громил. Мой клиент лишился драгоценностей и мехов на пятьдесят тысяч долларов, а я через два месяца вернул их ему. Банда состояла из двух рецидивистов и... трех полицейских из местной полиции. Один из них — позднее осужденный и посаженный в Сан-Квентин[4] — был молодой полицейский, которого звали Джордж Фарли. У него в местной полиции работал брат — сержант-детектив Билл Фарли. Его по этому делу не привлекали, но приятного для него было мало. Он клялся, что я просто подставил его брата, никак не мог согласиться с тем, что его братец оказался вором.
Два года назад сержант Билл Фарли работал в отделе по расследованию убийств; интересно, где он работает теперь. Одно я знал твердо: он меня смертельно ненавидел.
Я набрал номер дежурного в полицейском управлении. И тут я услышал вой сирены. Звук приближался и нарастал. Кто-то, видимо, уже сообщил в полицию о выстрелах. Я положил трубку и подошел к двери. В этот момент у дома остановилась патрульная машина. Едва из нее выскочили двое полицейских, подъехала еще одна машина, остановившись рядом.
Полицейские держали револьверы наготове. Я вошел в комнату и сказал им, что убит человек, тело которого лежит в соседней комнате. Один из полицейских, держа меня на мушке, спросил, что я здесь делаю.
Я сказал:
— Я Шелл Скотт. Я друг... — Больше мне сказать ничего не удалось.
— Скотт! — произнес кто-то в дверях. Всего одно слово, но произнесено оно было так, словно являлось ругательством. В дверях стояли двое в штатском. И первым из них был Билл Фарли. Почти шести футов ростом, широкоплечий, крепкий, с полным лицом. Он вошел в комнату, вытаскивая из поясной кобуры револьвер с укороченным стволом. — Скотт! — повторил он с ноткой удовлетворения.
Полицейский доложил ему о том, что я сказал, и Фарли тяжело прошел в студию, вернулся и поманил туда другого в штатском. Затем он махнул в мою сторону револьвером и рявкнул:
— А ну подыми лапы, Скотт? Руки на стену!
— Не так шустро, Фарли.
— Руки вверх! — Его маленькие глазки налились кровью.
Я не сказал вслух рвавшихся из меня слов, медленно поднял руки. Повинуясь его рычащим командам, я отодвинулся от стены, опираясь на нее ладонями. Он забрал мой револьвер из наплечной кобуры и отступил.
— Выверни карманы, — сказал он. Я опустил руки и посмотрел на него:
— Не заходи слишком далеко, сержант.
— Лейтенант. Выворачивай карманы.
— Ты даром теряешь время. Примерно пять минут назад неизвестным был застрелен Уэбли Олден. Лица его я не разглядел, но он уехал на машине налево по улице. И еще здесь была девушка...
— Ты будешь делать, что тебе говорят, Скотт?
— Фарли, ты дурак. Я приехал сюда через пять минут после...
Он осклабился и сделал шаг ко мне, поднимая левую руку. Я сжал пальцы правой руки в кулак.
— Шелл! — Другой полицейский в штатском негромко обратился ко мне, стоя в дверях студии.
Когда я увидел Фарли, я не обратил внимания на второго полицейского, но сейчас я узнал его. Мы с ним тоже встречались два года назад, но отношения наши были нормальными. Это был приятный парень по фамилии Дуган. На Фарли он не был похож. Я разжал кулак. Фарли очень хотел, чтобы я его ударил, это прямо написано было у него на лице. Уж тогда-то у него бы появилась возможность порезвиться со мной по-настоящему.
Я отвернулся от него, стиснул зубы и вывалил все из карманов в кучу на стол. Один из полицейских в
