Щенки Земли

Я сразу же сообразил, что она меня поддразнивает, потому что серьезного сомнения в том, что мы одомашнены, быть не могло. Динги носили одежду, тогда как любимцы (которые никогда не стыдились своего тела) одевались только для театральных представлений или маскарадов либо (как Роксана) из упрямства.

— Если ты не Динго, почему бы тебе не доказать это и не оставить дурацкую ветку этого старого дерева?

С той первой встречи и по сей день в присутствии Жюли Дарлинг я веду себя как последний дурак. Я последовал ее совету и в точном соответствии с законами Ньютона стал падать прямо на Роксану. Но тут же внутри меня что-то забавно екнуло, и я почувствовал, что подхвачен антигравитационным поясом, который поддерживал Жюли. Она с хихиканьем устремилась вниз и схватила меня за руку. В тот же момент я ощутил сеть Сворки, охватившую мой разум. Роксана упала в обморок. Плуто пытался привести ее в чувство. Каждый раз, как он шлепал ее по щеке, она издавала трогательный стон.

— Какая глупая игра, — заметила Жюли. Потом, отпустив мою руку, она подпрыгнула в податливом воздухе еще на десяток метров и повисла в полной безопасности, словно шарик для пинг-понга в струе сжатого воздуха. — Поймай меня! — крикнула она и метнулась по пологой параболе за покосившуюся крышу старого сарая.

— А я? — запротестовал Плуто. — Мне тоже хочется полетать.

— Возможно, ты староват, но я спрошу ее, — пообещал я и бросился ловить Жюли.

Плуто не мог видеть ни меня, ни Жюли добрых два часа. Она заставила меня целиком отдаться этой охоте, взмывая высоко к облакам, проносясь над низкорослыми зарослями, едва не касаясь ветвей, прыгая, точно плоский камешек, по гладкой поверхности озера Верхнего Нас обоих одолевала приятная истома, когда она позволила мне поймать себя.

Успокоив дыхание, я спросил, из какого она питомника.

— О, это новый питомник на астероидах. Вероятно, ты даже не слыхал о нем. Пока не слыхал, — добавила она с чувством гордого патриотизма.

— А как ты оказалась здесь? Я имею в виду, что ферма Скунсов не такой уж оживленный перекресток. Зачем ты вообще явилась на Землю, если живешь в замечательном питомнике на астероидах?

— Видишь ли, моему Господину необходимо пополнение хорошей породы, и он взял меня с собой, чтобы я помогла ему в подборе. На Земле такие приобретения обходятся дешевле, а мой Господин привык считать деньги. Во всяком случае, он дал мне именно такое объяснение. Меня же заботит только одно, — доверительно заключила она, — я хочу по-прежнему жить на Лебедином озере, потому что лучшего места нет во всей Вселенной.

Мне хотелось сказать, что я целиком с ней согласен, ни вместо этого стал расхваливать поле для регби и теннисные корты Шрёдера.

У Жюли внезапно испортилось настроение.

— О дорогой мой, значит, у тебя не возникло желания отправиться туда вместе с нами! Я так надеялась…

— Не спеши с выводами. Сперва спроси меня.

— Бога ради! Ты согласишься отправиться вместе со мной на Лебединое озеро?

Голос ее Господина эхом повторил просьбу Жюли в моем разуме: «Согласишься?»

Ее Господин? Нет — теперь он и мой! Мне не пришлось отвечать на вопрос Жюли, потому что наш Господин сам передал мое радостное согласие ее разуму. Восторг девочки перескочил в мой мозг, как возвращается хорошо посланный мячик в игре дружественно настроенных теннисистов.

— А мой брат? Вы захотите взять и его, правда? — (Поразительно, каким законченным лицемером может быть человек даже в десятилетнем возрасте).

— Естественно! В конце концов, вы оба Уайты[3]*.

Я был более чем шокирован. Кроме того, что я знал из «Хижины дяди Тома», мне никогда не доводилось сталкиваться с предпочтением по расовому признаку.

— Некоторые из моих лучших друзей… — негодующе начал я.

— О нет, глупышка! Белые совсем в другом смысле. Дети Теннисона Уайта. Ведь вы — его сыновья. И следует добавить, единственные, кого еще не затащили к себе питомники высшего ранга. Пойми, я не хочу сказать ничего плохого о Шрёдере, но тем не менее полагаю, что вы достойны лучшего. Вы двое стите всех других любимцев этого питомника, взятых вместе!

Теперь я, конечно, понимаю, что подобного рода разговор не имеет ничего общего с демократией и в нынешних обстоятельствах выглядел бы подрывающим устои общества, но тогда мой незрелый разум, развращенный ложными ценностями Господства, вполне удовлетворился этим комплиментом. Я даже поблагодарил за него Жюли.

— Я назвала тебе свое имя. Но ты мне еще не представился.

— Белый Клык, — сказал я, не скрывая переполнявшую меня гордость.

— Клык Уайт. Какое смешное имя Я не смогу называть тебя «Клык». Теперь ты будешь Каддлис.

Мне следовало сразу же возразить, но я побоялся обидеть ее и расстаться с обещанным билетом на астероиды. Так вот и получилось, что следующие десять лет жизни все друзья знали меня под именем Каддлис.

Вернувшись с Жюли к дому Скунсов, мы обнаружили, что Роксана и Плуто устали ждать и вернулись в своем пузыре-танке в питомник. Мы помчались следом напрямик, скользя над погружавшимся в дрему лесом. Заботой нашего Господина мы были защищены от прохлады октябрьского вечера.

В считанные минуты после возвращения Господин Жюли договорился о передаче нас с Плуто из питомника Шрёдер на Лебединое озеро. Роксана протестовала, уверяя, что момент для перерыва в наших литературных занятиях был совсем не подходящий. Либо мы должны остаться в Шрёдере, либо ей придется составить нам компанию на астероидах. Оставляю читателю самому разбираться, каким был истинный ход мысли Роксаны. Однако Господин Лебединого озера оставался холодно безразличным к ее мольбам и угрозам. Родословная Роксаны ничего собой не представляла; ее физические данные в лучшем случае можно было назвать красотой на любителя; что же касается знания литературы, то оно не простиралось дальше увлечения Прустом, которого Господин Лебединого озера почитал менее любого другого писателя. Роксана плакала, падала в обморок, рвала на себе волосы. Все было напрасно. Наконец, когда Плуто собрал все клочки бумаги со своими стихами и мы были готовы отправиться, Роксана напутствовала нас проклятием.

Путешествие на астероиды состоялось той же ночью, пока мы спали. Какими средствами пользовался для этого наш новый Господин, я сказать не берусь. Во всяком случае, это был не прозаический космический корабль. Технология Господ представляла собой что-то вроде экспромтного наития, но я должен признать, причем считаю это делом чести, что техническая сторона дела мне действительно неинтересна.

Нас разбудила приглушенная люминесценция стен питомника, к которой мы привыкли за свою жизнь. В ответ на ускорение нервных импульсов наших просыпавшихся разумов стены оживали все более радостными цветовыми гаммами. В какой-то момент я даже испугался, не остались ли мы в Шрёдере.

Однако ощущалось и различие: вместо неослабного бремени земного притяжения — ласковый гравитационный пульс, что-то похожее на слабые отливы и приливы, исходившие, казалось, из моего сердца.

Я ощутил Сворку нового Господина, крепко обнимавшую разум (все следующие десять лет она никогда не оставляла меня вовсе, даже во сне). Я улыбнулся и прошептал Ему слова благодарности за решение забрать меня.

Жюли тоже проснулась. По мановению ее руки под синтетическую музыку, имитирующую рожок, стены питомника растаяли, и я оказался лицом к лицу с безграничными сияющими просторами астероидов.

От изумления я разинул рот.

— Это все ваше, — произнес голос внутри моего разума; вскоре этот голос стал казаться таким же привычным, как мой собственный внутренний голос.

Взявшись за руки, мы с Жюли выпорхнули на эту фантастическую игровую площадку, где сферы