мы его сейчас видим. Нам кажется, что мир стар, а на самом деле он молод. Что стоит Творцу создать человека в возрасте семидесяти лет — стариком с тросточкой? Он это может. И Вселенную может создать так, чтобы человеку мир показался старым.
«Космологи, — читал я дальше, — наконец, задали себе фундаментальный вопрос: как будет эволюционировать Вселенная в будущем? Каким окажется конечное состояние мироздания? Будет жизнь существовать до конца Вселенной или погибнет раньше?
Эти вопросы относятся к области физики. Физическая наука не может считаться полной, пока на них нет ответа…»
Правильная идея. Я читал несколько работ, авторы которых моделировали состояние Вселенной через много миллиардов лет. Грустная картина. Звёзды распадутся, останутся только чёрные дыры, которые тоже, в конце концов, испарятся.
И не останется ничего.
А у Типлера… Я стоял у стенда и переворачивал страницу за страницей. Кто-то осторожно отодвинул меня в сторону, чтобы не мешал, и я прошёл с книгой к столу, сел и углубился в чтение. Я вспомнил, как авторучка упала на пол, и я не сразу её поднял, дочитывая абзац о том, что Вселенная ограничена в пространстве и времени. Если число частиц конечно, то за достаточно большое время все варианты явлений, событий, всего, что вообще возможно, произойдут на самом деле. Вселенная — конечный автомат, как говорят кибернетики. Автомат с конечным числом действий, которые он может совершить. Произведя все возможные действия, конечный автомат начнёт повторять уже пройденное. Типлер рассчитал: получилось число, равное десяти в сто двадцать третьей степени. Единица со ста двадцатью тремя нулями. Непредставимо большая величина. Но не бесконечно большая — вот что главное. И значит, через какое-то время (пусть триллион лет или больше) Вселенная начнёт повторять сама себя. Все возможности осуществятся, будут повторены, и станут повторяться ещё много раз.
Это состояние Вселенной Типлер назвал Точкой Омега. Конечная точка всего сущего. Достигнув Точки Омега перед тем, как схлопнуться окончательно, Вселенная будет знать о себе всё: и то, как она возникла в момент Большого взрыва, и то, как отделялось излучение от вещества, и то, как формировались первые звёзды. Будет знать, как произошло человечество, как жил каждый австралопитек, каждый древний и не древний римлянин, как росла каждая травинка на протяжении миллиардов лет земной истории, как каждый человек («и я, Михаил Бернацкий, тоже?» — вспомнил я пролетевшую мысль) родился, ходил в школу, любил и изменял. И о том, что произойдёт после нашей смерти, мироздание в Точке Омега тоже будет знать всё.
Когда в конце времён возникнет всезнающая Точка Омега, возникнем опять и мы с вами, и начнём опять жить, и будем опять проживать каждое мгновение нашей уже прошедшей или ещё не состоявшейся жизни. Более того: воскреснув в Точке Омега, мы проживём и те варианты наших жизней, которые в нынешней реальности не осуществились!
«Если следовать логике Типлера, — вспомнил я свою мысль, — а Типлер лишь следует логике космологической науки, то всеобщее воскрешение из мёртвых произойдёт в Точке Омега».
«Жизнь — это информация, сохраняемая естественным отбором, — прочитал я, перелистав несколько страниц. — Это сведения о прошлом, записанные в нашей памяти, это мысли о будущем, посещающие нас по ночам… Это то, что мы видим глазами, слышим ушами, ощущаем всеми другими органами чувств…»
Что происходит, когда умирает человек? Иссякает поток внешней информации, прекращается создание информации новой.
Но информация исчезнуть не может. Фотоны продолжают двигаться, излучаться и поглощаться. Атомы, молекулы, поля — всё записано во всём. Нужно только собрать эту рассеянную информацию, чтобы воскресить меня, Иру, Женечку, её мужа Костю, наших родных и близких и вообще каждое живое существо, жившее на планете с тех давних времён, когда в первичном океане плавали трилобиты. И не только на Земле — на всех планетах Вселенной, где когда-либо возникла жизнь.
«Для вас лично, — читал я у Типлера, — между моментом вашей смерти и моментом воскрешения не пройдёт даже секунды, хотя Вселенная состарится на триллионы лет… Вы воскреснете в любой момент вашей прожитой жизни и проживёте её опять. Вы воскреснете в любой момент той жизни, о какой мечтали, но не смогли прожить. Вы воскреснете здоровым, если были больны, и больным, если были здоровы.
Все возможные варианты вашей жизни будут Точкой Омега восстановлены и разыграны… Вы будете опять жить, и опять любить, и снова умрёте, и ещё раз воскреснете, но так и не узнаете, что ваша новая жизнь в любом её варианте — всего лишь информация, восстановленная компьютером Точки Омега.
А уверены ли вы, что жизнь, данная вам сегодня в ощущениях, — реальность? Может, и сейчас все мы живём в Точке Омега?
Вы знаете, чем отличаются понятия „симуляция“ и „эмуляция“? Симуляция — это модель реальности, упрощение. Эмуляция — повторение реальности „один к одному“, атом за атомом, фотон за фотоном, бит за битом».
«Живой компьютер Точки Омега, — читал я, — будет способен воссоздать всё, что происходило, и всё, что могло произойти. Для этого у него будет достаточно информации и возможностей. Если Точка Омега будет способна создать эмуляцию мироздания, она так и сделает…»
Я вспомнил, как перевернул последнюю страницу, посмотрел на фотографию автора (красивый бородач, типичный американский профессор), поставил книгу на стенд (кто-то её тут же забрал) и пошёл в свой кабинет в здании Каплан.
Чем отличаются псевдонаучные теории от научных? — помню свою мысль. Научную гипотезу или теорию можно доказать или опровергнуть. Есть аргументы за, есть аргументы против. Доказать, что я существую в Точке Омега, невозможно. Доказать, что Точка Омега существовать не может, невозможно тоже. Значит, это не теория, а красивая, но псевдонаучная идея.
Помню: войдя в кабинет, я увидел на столе пакет из Astrophysical Journal. Рецензент вернул мне статью с просьбой исправить, и парадоксы книги Типлера вылетели из головы. Псевдонаукой я не интересовался, а к настоящей науке, оперирующей точными наблюдательными данными, фантастические рассуждения Типлера не имели отношения. Занесло физика…
Воспоминание пронеслось в долю секунды, вместившую несколько часов когда-то прожитой жизни.
Теперь я знал, почему вспомнил свою смерть. Почему помнил всю свою жизнь до последнего мига. Почему Ира помнила тоже. И понял, почему вспомнил о книге Типлера именно сегодня, а вчера не мог.
Настало время изменить мир.
У нас с Ирой было первое тайное свидание. Я обещал Вовке сводить его в воскресенье на бульвар, покатать на колесе обозрения и детских машинах, но у меня оказались дела более важные. Позвонил Лёва и, как мы договорились, попросил срочно приехать: обвалилась доска на антресолях, хлам вот-вот посыплется на голову, и если я не приеду помочь, случится катастрофа.
— Извини, сын, — сказал я. — Не получается сегодня. Другу надо помочь, верно?
Вовка насупился и отвернулся. Он ещё не знал, каких жертв требует настоящая дружба.
— К ужину вернёшься? — спросила Лиля.
С Ирой мы встретились у метро и пошли в сторону Губернаторского сада. День был тёплый, в саду гуляли мамы с колясками, и я вспомнил (покосившись на Иру, понял, что она вспомнила тоже), как мы прогуливались здесь с Женечкой, она уже сама переставляла ножки, держась за наши руки, и вскрикивала всякий раз, когда мы поднимали её, чтобы перенести через препятствие.
Мы нашли свободную скамейку, и я рассказал о книге Типлера, полагая, конечно, что Ира впервые слышит это имя и ничего не знает об идее Точки Омега.
— Помню, — сказала она. — Сейчас вспомнила, когда ты рассказывал. В девяносто четвёртом? Может быть. У меня память ассоциативная — помню, в тот день была жара, а у меня вирус, температура, ты вернулся из университета уставший, мы сидели на кухне… Типлер, да, вспомнила фамилию. Ничего больше, я плохо слушала, меня знобило.
Я тоже вспомнил, как Ира закашлялась и пошла принять лекарство. Я размышлял о выводах американского астрофизика и пришёл к мысли, что проверить, живём ли мы в реальной, «первичной»
