Стихотворения и поэмы

суши спеша.

1930-е

Серебряная ночь Пророка

Над белостенною Меккою —
                    гибкой планеты хвост,
Дух песков накалённых
                    и острых могучих звёзд.
Звёзды вонзают в душу
                    тысячи звонких жал
Благоговейный трепет
                    сердце пророка сжал.
Слышится ближе, ближе
                    шум непомерных крыл:
Конь с человеческим ликом
                    россыпи неба скрыл;
Грива – белыми волнами, сам он – словно
                                                  туман;
          Имя коню – Молния,
                                        эль-Бохран.
Мчит пророка на север десятикрылый гонец,
Хлещет сирийский ветер,
                              душит, и наконец,
Весь запылён пустынею,
                              сполохами палим,
Сходит ночной наездник
                              в спящий Иерусалим.
В уединённом храме
                              ждут Моисей и Христос,
Вместе молятся трое
                              до предрассветных рос.
И в выси, откуда Солнце
                              чуть видимо, как роса,
Конь ездока возносит
                              на Первые Небеса.

Иерархи?и гигантские ширятся впереди:
Между очами ангела – тысяча дней пути…
Но на последнее Небо глагол непреклонный звал:
Скрывают лицо Аллаха
                              семьдесят покрывал,
И за покрывалами – голос, как ста водопадов
                                                            шум,
Как опоясанный громом
                              и молниями
                                                  самум:
– Восстань и гряди, избранник, вдоль всех
                                                  городов и стран,
Провозглашай народам
                                        Мой истинный Аль-Коран! —
Головокруженье… омут…
                                            отпрянувшие Небеса,
Звёзды, летящие вверх… Гаснущие голоса…
Толща холодных туч…
                                 Старый кирпич
                                                       стен…
Ещё не остывшее ложе
                                            и плоти свинцовый плен.
По-прежнему бдит над Меккой
                                            белой кометы хвост,
Дух песков остывающих
                                            и острых могучих звёзд.

1933

Бар-Иегуда Пражский

Ветер свищет и гуляет сквозь чердак.
На гвозде чернеет тощий лапсердак.

Жизнь – как гноище. Остру?пела душа,
Скрипка сломана и сын похоронён…
Каждый вечер, возвращаясь без гроша,
Я, как Иов прокажённый, заклеймён.

Даже дети сквозь кухонный гам и чад
«Вон, явился Богом проклятый!» – кричат.

И за милостыней рынком семеня,
Гневом Вышнего терзаем и травим,
Я кусаю руку, бьющую меня,
Как бичуемый пророком Мицраим.

А в колодце полутёмного двора —
Драки, крики, перебранка до утра.

Разверну ли со смирением Талмуд —
Мудрость пра?отцев строга и холодна:
Точно факелоносители идут
С чёрным пламенем святые письмена.

И тогда я тайну тайн, врата ворот,
Разворачиваю книгу Сефирот.

К зыби символов в двоящемся стихе
Приникаю, как к целебному ключу,
Имя Господа миров – Йод – хэ – вов – хэ —
Онемевшими устами лепечу.

Так сегодня я забылся, и во сне,
Вот, виденье громовое было мне.

Видел я одновременно все края,
Всё, что было и что будет впереди…
Синим сводом распростёрт над миром Я,
Солнце белое горит в моей груди.

Мириады светоносных моих рук
Простираются в волнующийся круг,

Свет и жар – неистощимые дары —
Мечет сердце, как бушующий костёр,

И, рождаясь, многоцветные миры
Улетают в раздвигаемый простор…

Я проснулся, полумёртвый. Тьма везде.
Лапсердак висит, как тряпка, на гвозде.

1935

* * *

Мне радостно обнять чеканкой строк,
                   Как влагу жизни – кубком пира,
Е д и н с т в о   ц е л и,   м н о ж е с т в о   д о р о г
                   В живом многообразье мира.

И я люблю – в передрассветный миг
                  Чистейшую, простую негу:
Поднять глаза от этих мудрых книг
                  К горящему звезда?ми небу.

Как радостно вот эту весть вдохнуть —
                 Что по мерцающему своду
Неповторимый уготован путь
                Звезде, – цветку, – душе, – народу.

1935

Янтари

М. Г.

1

Усни, – ты устала… Гроза отгремела,
Отпраздновал ливень ночную весну…
Счастливому сердцу, счастливому телу
Пора отойти к беспечальному сну.

Светает… Свежеет… И рокот трамвайный
Уже долетел с городских площадей.
Усни, – я мечтаю над нашею тайной —
Прекрасною тайной цветов и детей.

И кажется: никнет бесшумная хвоя, —
Листва ли коснулась ресниц на весу?
Быть может, блаженные Дафнис и Хлоя
Дремали вот так в первозданном лесу.

Как будто сомкнулись прохладные воды,
Баюкая нас в колыбелях земли,
Скользящие тени с прозрачного свода
Поют, что над нами плывут корабли.

Плывут, уплывают… А сумрак всё ниже, —
Прощальную сказку шепчу кораблю…
Не думай: я здесь, я с тобою… Усни же,
Как я над рукой твоей милой дремлю.

2

В жгучий год, когда сбирает родина
Плод кровавый с поля битв, когда
Шагом бранным входят дети Одина
В наши дрогнувшие города;

В дни, когда над каждым кровом временным
Вой сирен бушует круговой
И сам воздух жизни обесцененной
Едко сух, как дым пороховой —

В этот год само дыханье гибели
Породило память дней былых,
Давних дней, что в камне сердца выбили
Золотой, ещё не петый стих.

Как чудесно, странно и негаданно
Этот стих рождался – о тебе,
Без раздумий, без молитв, без ладана, —
Просто – кубок в золотой резьбе.

И прошла опять, как в сонном празднике,
Череда необратимых дней, —
Наше солнце, наши виноградники,
Пена бухт и влажный мох камней.

Может быть, таким лучом отмечено
Наше сердце было только раз
И непоправимо искалечены
Будем мы железной битвой рас.

Пусть же здесь хранится в звонком золоте
Этот мёд, янтарный и густой, —
Наша радость, наша кровь и молодость —
Дней былых сияющий настой.

3

Воздушным, играющим гением
То лето сошло на столицу.
Загаром упала на лица
Горячая тень от крыла, —

Весь день своенравным скольжением
Бездумно она осеняла
Настурции, скверы, вокзалы,
Строительства и купола.

И на тротуар ослепительный
Из комнаты мягко-дремотной
Уверенный и беззаботный
В полдневную синь выходя,
В крови уносил я медлительный,
Спадающий отзвук желанья,
Да тайное воспоминанье
О плеске ночного дождя.

А полдень – плакатами, скрипами,
Звонками справлял новоселье,
Роняя лучистое зелье
На крыши и в каждый квартал;
Под пыльно-тенистыми липами
Он улицею стоголосой
Со щедрым радушьем колосса
На пиршество шумное