– А то! – ответила Вера. – Двух-то нам и надо для полного счастья. Что ж мы с Витькой, года через три еще одного будем в пробирке мастерить? Так никаких денег не напасешься.
О другой стороне вопроса Вера из стеснения умолчала, хотя для нее именно эта другая сторона была особенно важна. Дело в том, что все без исключения религии
Наташа же видела эту ситуацию иначе – так, как видят ее многие женщины, решающиеся на ЭКО: дамы в возрасте, обладающие, соответственно, не самыми лучшими женскими показателями, безуспешно лечившиеся от бесплодия и понимающие, что шансов родить здорового ребенка у них осталось не так уж много.
– Сколько мне эмбрионов подсадить, это как врач посоветует. Хоть четыре пусть подсаживает, хоть пять, чтобы шансов было побольше, – без особой радости, но твердо сказала Наташа. – А если приживутся… Рожать я буду одного ребенка. Все я понимаю про то, что эмбрионы – живые существа, не надо мне ничего объяснять. Но рисковать я не могу. Мне не двадцать лет – тройню я не выношу. Да и двойню вряд ли. А если и выношу – ну как я одна буду их растить? Я же не рыба семейства тресковых, ответственности за собственных детей у меня все-таки побольше. И вообще… По-моему, и без всякой пробирки практически каждая женщина решает в своей жизни подобный вопрос. И не раз. Редукция – это ведь тот же аборт, все же это понимают… Потому и церковь против. Но я знаешь что для себя решила? – вздохнув сказала она. – Пока ребенок не родился, он еще не ребенок, а часть моего тела. И то, что я про него решаю, я решаю про собственное тело. Ну вот если мне скажут, что надо палец отрезать, чтобы гангрены не случилось, я же на это пойду, правда? Так и здесь. Может, я и не права, но мне так кажется.
Я не знаю, права Наташа или не права. И никто этого не знает. Нет здесь никакой последней инстанции, которая может вынести вердикт. И врачи тоже не берут на себя эту миссию. Они – собственно, даже не они, а законодательство – ставят лишь одно условие: все решения, которые принимает женщина или супружеская пара, в том числе и по редукции эмбрионов, должны быть зафиксированы в соответствии с юридическими нормами. Чтобы потом не было никаких претензий к клинике.
Сама же редукция действительно производится примерно так же, как аборт. И в те же сроки – обычно на седьмой неделе беременности. Под контролем УЗИ врач разрушает те эмбрионы, которые решено разрушить; женщина находится при этом под наркозом.
Кстати говоря, выбор, связанный с эмбрионами, был не первым выбором, который пришлось делать Наташе. Потому что она, будучи женщиной одинокой, вынуждена была воспользоваться для ЭКО
Иногда это лучше
– У меня в этом смысле ситуация однозначная, – сказала Наташа. – Ну, есть у меня сердечный друг. Не то чтобы, правда, особо уж сердечный, но, по крайней мере, интимный. Но сперму он сдавать не пойдет, это точно. У него в законном браке двое детей, зачем ему еще морока с побочными? Да и потом… Хоть с виду он мужчина вроде бы ничего, без явно выраженных недостатков, но не буду же я ему генетический тест проводить. И анализа на инфекции он мне как-то не предъявлял. Раз уж все равно пробирку делать, то с донором надежнее, – решила она.
Это последнее утверждение – абсолютно верное. Потому что доноры спермы проходят такую строгую проверку, какой точно не проходят временные половые партнеры. И, между прочим, если одинокая женщина явится в клинику репродукции с майонезной баночкой, в которой находится сперма, добытая ею для оплодотворения, то никто с помощью такой спермы ЭКО производить не будет. У обоих участников ЭКО, даже если они не состоят в законном браке, обязательно просят паспорта; с анонимными личностями врачи дела не имеют. Другое дело, что мужчина, явившийся на ЭКО лишь в качестве временного партнера, решившего по-дружески помочь женщине, может написать заявление, в соответствии с которым он навсегда останется анонимным для будущего ребенка и сам на этого ребенка никаких прав предъявлять не будет. Но все данные на этого мужчину все равно будут храниться в архиве. Так же, как хранятся данные на доноров, сдающих свою сперму в банк.
Они, эти доноры, должны соответствовать довольно жестким требованиям. Возраст – от 20 до 40 лет. Наличие собственных здоровых детей – как минимум одного, а лучше – двух. Заключение терапевта об общем состоянии здоровья, которое обновляется не реже раза в год. Заключение уролога. Психиатра. Медико-генетическое обследование, включающее в себя тот самый генетический тест, который позволяет выявить наследственные заболевания, о которых мужчина может и не подозревать. Обследование на всевозможные мочеполовые инфекции. И, разумеется, обновляющийся каждые три месяца анализ крови на ВИЧ, RW, гепатиты В и С.
Кстати, врачи используют не свежеполученную, а только замороженную донорскую сперму. Делается это именно для того, чтобы исключить СПИД и прочую гадость, которая может ведь выявиться не при первичном анализе, а лишь через полгода. Вот через полгода замороженная сперма размораживается, проверяется снова, и только тогда дается заключение о том, что ее можно использовать в качестве донорской.
Все данные донора имеются в банке данных, но женщина может получить из этого банка только самые общие сведения о нем: возраст, национальность, образование, профессия, внешние характеристики. Здоровье, подтвержденное всеми необходимыми анализами и обследованиями, разумеется само собой, так же, как и качество спермы, раз уж мужчина является ее донором.
Контролируется и количество детей, родившихся от каждого донора. Дело в том, что единокровных братьев-сестер не должно быть слишком много в одной местности. Видимо, это может каким-то образом сказаться на здоровье населения, что ли… Во всяком случае, если от одного и того же донора рождается больше двадцати детей на 800 тысяч населения региона, его донорство в этом регионе прекращается.
Вообще, почему мужчины становятся донорами спермы – это отдельная увлекательная тема. Принято думать, что из-за денег. И в самом деле, доход от этого, для здорового мужчины не слишком обременительного «промысла» бывает не то чтобы гигантский, но все-таки в семейном или личном бюджете заметный. Но опросы, проводившиеся среди доноров спермы, показали: большинство из них, даже если начинают свое занятие только из материальных соображений, быстро ощущают, что результат получается отнюдь не только финансовый.
– Понимаете, – сказал в анонимном интервью один из таких доноров, – все-таки благодаря мне становятся счастливыми – во всяком случае, рожают желанных детей, – многие женщины. Я и не предполагал, что это окажется для меня так важно. А теперь – даже самооценка повысилась, честное слово!
И нет никаких оснований не верить этому мужчине. Дело в том, что такой эффект – назовем его условно эффектом положительной энергии – известен, к примеру, врачам-акушерам. Один из них рассказывал мне, что физически чувствует колоссальный выплеск этой самой положительной энергии, который происходит при родах и в котором он просто-таки купается на своей повседневной работе. Возможно, что-то подобное, хотя, наверное, и не в такой степени чувствуют и мужчины, благодаря которым какие-то неизвестные им люди становятся счастливыми.
Уж кто досконально изучил все тонкости, связанные с данным вопросом, это Наташа. Потому что ей приходилось пользоваться донорской спермой еще до ЭКО, когда она пыталась забеременеть с помощью искусственной инсеминации, то есть оплодотворения хотя и не «в пробирке», но в медицинских условиях. Сперма для такого оплодотворения тоже специальным образом готовится, и берется она при отсутствии мужа из того же донорского банка, из которого берется и для ЭКО.
– На этот раз я инженера выбрала, – рассказала, вернувшись накануне ЭКО из клиники, Наташа. – Синеглазого брюнета с высшим техническим образованием. Вдруг мальчишка родится – хоть выключатель сумеет починить.
– Выбирала бы уж тогда сантехника, – не удержалась от ехидства я. – С унитазом тоже проблемы бывают. Вдруг лет через двадцать трубу в туалете прорвет, а у тебя, пожалуйста, свой специалист в
