«капиталистический» встречаются всего лишь 12 раз. Первое упоминание встречается только на 51 странице, причём, что удивительно, в цитате такого неприметного теоретика капитализма как Джордж Сорос; в действительности девять из двенадцати упоминаний встречаются в цитатах или в библиографических сносках доклада. Всего лишь три упоминания находится непосредственно в самом тексте. Конечно, это нежелание говорить о капитализме приводит к невосполнимым теоретическим потерям доклада. Как можно говорить о демократии в современном мире, если при этом нет желания даже упоминать слово капитализм? Как тогда понять признаваемые в докладе противоречия между «углублением демократии и экономикой»? Какие черты экономики необходимо винить за это? Её технологическую базу, её природные возможности, размер рынков, индустриальную структуру или что-нибудь ещё?
Проблема не в «экономике», а «капиталистической экономике» и её определяющей черте: извлечении и частном присвоении прибавочной стоимости и неминуемой социальной поляризации, которая из этого проистекает. Противоречия существуют не между двумя метафизическими сущностями «демократии» и «экономики», а между двумя конкретными историческими продуктами: демократическими ожиданиями масс и железными законами капиталистического накопления, и эти противоречия существуют и воспроизводятся, поскольку капиталистическое накопление не предоставляет пространства для воплощения демократических ожиданий в иной форме, чем девальвированные «либеральные демократии», преобладающие в мире. Тот, кто не хочет говорить о капитализме, должен воздержаться от разговоров о демократии.
Народные представления о демократии
Одним из важнейших компонентов доклада ПРООН является сравнительный обзор общественного мнения, проведённый Latinobarometro по выборке из 18, 643 граждан в 18 государствах региона. В целом, его результаты можно подытожить таким образом:
Положительное отношение граждан к демократии находится на относительно низком уровне.
Большая часть латиноамериканцев считают, что развитие важнее демократии и отказались бы от своей поддержки демократического правительства, если бы оно оказалось неспособным решить их экономические проблемы.
«Недемократы» в целом принадлежат к наименее образованным группам, чья социализация главным образом произошла во времена авторитаризма и, которые не рассчитывают на социальную мобильность и питают глубокое недоверие к демократическим институтам и политикам; кроме того,
Несмотря на то, что «демократы» присутствуют в разных социальных группах, граждане в странах с низким уровнем неравенства более склонны к поддержке демократии. Однако же, они, как правило, не участвуют в демократическом процессе через политические организации 23 .
Эти данные совсем неудивительны. Напротив, они говорят о высокой степени политической сознательности и рациональности большинства латиноамериканцев и об их точной оценке дефектов и невыполненных обещаний так называемых «демократических» правительств. Давайте продолжим анализ в выбранном направлении и посмотрим на более свежие данные, полученные Latinobarometro в его обзоре международного общественного мнения, проведенном в 2004 году 24 . Как и ожидалось, эмпирические результаты говорят о высоком уровне неудовлетворённости деятельностью демократических правительств в соответствующих странах: в то время как в 1997 году 41% опрошенных на региональном уровне выразили свою поддержку демократии, в 2001 году эта цифра сократилась до 25% и вновь поднялась лишь до 29% в 2004 году. Таким образом, за период с 1997 по 2004 годами можно наблюдать 12-процентное снижение уровня удовлетворённости демократией в Латинской Америке. Значение этих данных усиливается тем фактом, что уже начальный пункт сравнения не внушал оптимизма, поскольку даже в 1997 году почти 60% опрошенных не были удовлетворены демократией. Только в трёх странах замечалось отклонения от этой тенденции: Венесуэле, которая по иронии судьбы является любимой целью «демократических» крестовых походов Белого дома – в ней процент людей, выразивших свою удовлетворённость демократическим режимов увеличился на 7 пунктов; и в Бразилии и Чили, где поддержка выросла на 5 % и 3% соответственно. В Мексике и Никарагуа, правительства которых чётко ассоциировались с Соединёнными Штатами и являлись преданными последователями «вашингтонского консенсуса», произошло наибольшее снижение показателей поддержки демократии, снизившиеся приблизительно на 30%.
Давайте посмотрим на вещи под другим углом зрения. В 1997 году было лишь две страны, в которых более половины населения выражали свою удовлетворённость функционированием демократии. Этот довольно-таки скромный показатель народной поддержки удалось достичь в Коста-Рике (68%) и Уругвае (64%). Однако в 2004 году ни в одной стране не было показателя поддержки, превышающего 50%: в Коста-Рике этот показатель опустился до 48%, а в Уругвае – до 45%. В Мексике при президенте Фоксе, когда левая интеллигенция лелеяла радужные мечты о том, что победа ПНД (Партии национального действия) откроет возможность для быстрой «смены режима», который принесёт с собой полноценную политическую демократию, только лишь 17% опрошенных разделяли такие же радужные ожидания в 2004 году. Чили при Лагосе в свою очередь является смущающим парадоксом для конвенциональной теории демократии. Страна, которая считается моделью удачного демократического транзита, взятый за образец после также высоко оцененного испанского пост-франкистского транзита, обнаруживает большую долю неблагодарных граждан, не убеждённых аплодисментами социологов и успокаивающими заверениями, раздающимися от международных финансовых институтов. Таким образом, в 1997 году всего 37 % чилийцев выразили своё удовлетворение демократическим, рациональным и ответственным «лево- центристским» правительством периода Консертасьон 25 . После неожиданного снижения показателя до 23% в 2001 году, вызванного угрозой надвигающегося экономического спада, он поднялся до 40% в 2004 году, что является значительным увеличением. Тем не менее, эту цифру на вряд ли можно считать здоровой.
В Бразилии при президентстве Фернандо Э. Кардозо – главного латиноамериканского теоретика демократии, уровень поддержки демократии среди граждан колебался в диапазоне 20-27% на протяжении его двух президентских сроков, чем на вряд ли можно гордится.
После двух лет правления Лулы процент удовлетворённых граждан оставался стабильным на уровне примерно 28%. В Аргентине в 1998 году, когда опьяняющий туман так называемого «экономического чуда» (провозглашённого на весь мир тогдашним директором МВФ Мишелем Камдессю) всё ещё мешал обычным людям увидеть надвигающуюся катастрофу, уровень поддержки демократии достигнул рекордных 49%. К 2001 году, когда кризису уже было три года, а худшее ещё было впереди, этот показатель упал до 20%, а в 2002 добрался рекордного минимума 8% после конфискации текущих счетов и депозитов граждан и массовых уличных демонстраций, которые заставили подать в отставку «левоцентристское» правительство де ла Руа. Если учесть разочарование деятельностью латиноамериканских демократических правительств, неудивительно, что поддержка идеи демократического правления, если сравнивать её с удовлетворённостью его конкретным функционированием, также снизилась в период между 1997 и 2004 годам. Тогда как в 1997 году 62% утверждали, что демократии следует отдать предпочтение перед любым другим политическим режимом, к 2004 году эта цифра снизилась до 53%. А в ответ на другой вопрос, не меньше 55% опрошенных сказали, что они готовы принять недемократическое правительство, если оно окажется способным разрешить экономические проблемы, отрицательно влияющие на страну.
В этих рамках спадающей демократической легитимности, вызванной удручающей эффективностью якобы демократических правительств, следует указать на выдающееся исключение: Венесуэлу, где
