Всеми силами пытаясь не выдать свою слабость каким-нибудь неуместным проявлением вроде пылающих щек, Элен поспешно отступила назад, выпрямилась и проговорила своим обычным, дружески ровным тоном:
— Если мы поедем в Мертон прямо из коттеджа «Лебедь», то лучше сейчас же упаковать вещи. Но предупреждаю тебя: хотя я и люблю твою сестру, не жди, чтобы я безвыездно похоронила себя в имении на несколько недель. Мне будет невыносимо скучно.
Это было неправдой. На прошлое Рождество они с Эдуардом отлично провели время в Мертоне и замечательно отдохнули. Чудесны были и долгие, наполненные восхитительной праздностью осенние вечера, когда они приезжали в имение на выходные. Но Элен не хотела признаться даже себе, что будет по-настоящему несчастна, если не увидит Эдуарда целых две недели.
Элен ускользнула к себе, но ее преследовало ощущение, что последнее слово осталось не за ней.
Несколько часов спустя Маргарет радостно говорила:
— Как замечательно, что вы приехали!
Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать Эдуарда в твердую щеку, утонула в его огромной дубленке, когда в ответ он обнял ее, и затем раскрыла свои объятия дочери.
Обхватив руками узкие мамины плечи, Элен убедилась в том, что мамочка уже не такая болезненно хрупкая, какой была всегда, и ее глаза наполнились слезами благодарности к Эдуарду.
— Пойдемте быстрее в тепло, не стойте на морозе. Как только мы услышали, что ваш автомобиль свернул на аллею, Милли побежала ставить чайник. Комнаты готовы и ждут вас, так что можете подняться и привести себя в порядок перед чаем.
Едва серый туманный декабрьский день остался за дверью, как высокая широкоплечая фигура Эдуарда заполнила маленький уютный холл. Элен подхватила свой саквояж, она сейчас очень нуждалась хотя бы в недолгом уединении. В своей комнате, избавившись от присутствия Эдуарда, она сможет перевести дыхание. Но ее муж, скинув полушубок, произнес:
— Сперва мне надо сказать вам два слова, Маргарет.
— Видимо, этот суровый тон означает, что Элен все-таки сообщила тебе наконец наши новости? — произнесла Маргарет. — Я всегда считала, что нехорошо радоваться наследству. Но думаю, что в данном случае заслуживаю прощения. Дядя Уильям всю свою жизнь никогда ни о ком не заботился и в конце концов остался совсем один, — глаза ее стали грустными, — хотя я посылала ему открытки каждое Рождество, сообщала все последние новости даже после того, как он…
Ее голос замер. Эдуард бережно, но твердо взял ее под руку и повел к двери гостиной, говоря на ходу:
— Не пытайтесь смягчить меня. Все равно вам придется дать мне объяснения. Семьи нужны именно для того, чтобы близкие могли помогать друг другу в чем только возможно, разве не так? Надеюсь, вы не собираетесь заявить мне, что та небольшая помощь, которую я оказывал, для вас тяжелое бремя, от которого вы рады избавиться как можно скорее?
Несмотря на суровые слова, голос его звучал очень мягко. Они исчезли в гостиной, и Элен, вздохнув, направилась вверх по лестнице.
Этот вопрос они должны выяснить с глазу на глаз. Элен была рада, что ей удалось заставить маму отказаться от ее первоначального решения выплатить Эдди всю стоимость коттеджа «Лебедь» вместе с обстановкой, убедив ее, что он сочтет это неблагодарностью и будет очень расстроен. Она радовалась также, что взяла с Эдуарда слово никогда и ни при каких обстоятельствах не открывать маме, что его обещание заботиться о ней явилось единственной причиной, по которой Элен согласилась стать его женой.
Она вошла в свою комнату и попала в знакомую обстановку: старинная сосновая мебель, лимонно- желтые и серовато-кремовые драпировки прекрасно гармонировали с насыщенными тонами узорчатых обоев. Ноги ее погрузились в мохнатый ковер, устилавший дубовый дощатый пол. Ей стало горько при воспоминании о том, как удивилась мать, когда во время их первого визита сюда пришлось объяснять Маргарет, что они с Эдуардом, как современные и утонченные супруги, предпочитают спать в раздельных комнатах.
Но Маргарет огорчилась бы еще больше, узнай она, что брак дочери с Эдуардом, которым она откровенно восхищалась и которого уважала, был не чем иным, как чисто деловым союзом.
Элен повесила темно-красное шерстяное пальто в шкаф, достала вещи, которые могли понадобиться ей во время пребывания в коттедже, и наконец позволила умиротворяющей тишине дома, приютившегося на окраине маленькой деревушки, успокоить ее непривычно встревоженную душу.
Она пыталась уверить себя, что в действительности ей вовсе не из-за чего беспокоиться. Они условились с Эдуардом, что их брак, который был браком лишь на бумаге, окончится тогда, когда им от него больше не будет пользы. Что касается Элен, то для нее реальная польза, которую она имела от своего замужества, иссякла в день, когда мать получила наследство. А если говорить об Эдуарде… что же, его небывало легкомысленное поведение в случае с графиней Луизой де Буало явилось сигналом, что он желает вернуть себе свободу, даже если сам еще ясно не осознал этого.
Итак, их совместные дни сочтены, и часы отсчитывают последние минуты. Но разве в этом есть что- то страшное? Она задала себе этот вопрос, устроившись на подоконнике и глядя вниз, в сад, который был хорош даже в это унылое время года и был маминой гордостью и радостью.
Элен чувствовала необходимость привести в строгий порядок хаотически мелькавшие воспоминания.
Она очень любила свою мать и старалась не огорчать ее, хорошо училась и успешно закончила колледж, с детства привыкнув серьезно относиться к своим обязанностям.
Получив диплом секретаря-референта и пройдя годичную практику, Элен поступила в преуспевающее агентство, где ей предложили вполне приличную зарплату, и сразу же настояла на том, чтобы мать ушла с работы. Элен временно замещала заболевшую личную секретаршу Эдуарда, обычно сопровождавшую шефа во всех его деловых поездках, когда с Маргарет случился серьезный приступ.
Элен просто сходила с ума от отчаяния. Только что она начала хорошо зарабатывать и могла обеспечить матери более спокойную и приятную жизнь, и вот судьба нанесла им этот удар. Ее шеф вел себя удивительно. В эти дни Элен постоянно ощущала его сочувствие и поддержку, на что вряд ли могла рассчитывать, будучи всего лишь временно исполняющей обязанности. Он настоял на том, чтобы остаться с Элен в больнице в ту ужасную ночь, когда врачи боролись за жизнь ее матери и было совсем мало надежды, что она переживет приступ. Всю ночь Эдуард не оставлял Элен ни на минуту, и незаметно для себя она поведала мамину историю.
Уже позже, когда мать начала поправляться, хотя врачи и предупредили, что второго такого приступа ей не выдержать, Эдуард сообщил, что секретарша уходит от него. Ее жениху не нравилось, что невеста вынуждена по требованию шефа задерживаться на работе, часто уезжает с ним в командировки в отдаленные точки земного шара и вообще «ходит перед ним на задних лапках».
— У меня есть к вам предложение, — сказал тогда шеф.
Перед глазами Элен отчетливо всплыла картина: неяркое зимнее солнце заглядывало в высокие окна кабинета, его лучи падают на иссиня-черные волосы Эдуарда, высвечивают гладкую загорелую кожу на высоких выступающих скулах, оставляя в глубокой тени загадочные серые глаза.
Он небрежно отложил в сторону стопку отчетов, которые Элен принесла ему на проверку.
— Сядьте, настройте вашу умненькую голову на нужную волну и слушайте меня внимательно.
Элен села. Мимолетная улыбка, вызванная его словами, быстро исчезла. Она даже сейчас не могла выбросить из головы тревожные мысли о матери, хотя ничто постороннее не должно было мешать работе хорошей секретарши.
Довольно высокая зарплата, которую Элен получала в агентстве, давала ее маме возможность больше не волноваться о хлебе насущном. Но, с другой стороны, ее работа предполагала частые поездки по стране, а это означало, что некому будет позаботиться о Маргарет, проследить, чтобы она правильно питалась и хорошо отдыхала, что было очень важно в период ее выздоровления. Элен не сомневалась, что едва мать встанет на ноги, как сразу же постарается найти какую-нибудь работу. Маргарет была человеком гордым и больше всего на свете боялась стать обузой для дочери. Она постоянно старалась убедить Элен тратить
