жалкий человечек раз за разом уворачивался от их смертоносных лап, зубов, щупалец и хоботов. Уворачивался и больно жалил.
— Он хорош, этот мальчик, — заметила женщина. — Его жизненная сила огромна. Но если он и вынесет эти страдания, его новое существование будет наполнено невыразимым отчаянием!
Она бросила взгляд вниз, туда, где в сжатом кулаке наливался плотью новый демон.
— Какая прекрасная мечта, мой дорогой! До этого часа эта мечта была известна как Гриффис. Но эта мечта закончится едва ты откроешь глаза. Но ты не пробудишься, мы в твоем сне. День не придет, мы в ночи.
Длинные лапы сомкнулись на горле Гатса и он, не раздумывая, вцепился в них зубами. Вцепился с такой силой, что демон взвыл и отшвырнул его.
Очутившись рядом с прозрачным участком стены, Гатс невольно скосил глаза на Гриффиса. У существа, некогда бывшего Гриффисом, уже появились крылья, а человеческие стопы превратились в мощные трехпалые лапы. Изменился и шлем, теперь он больше не выглядел неуклюжим железным ящиком, нет, теперь он казался неотъемлемой частью этого демона.
Гигантская рука, яйцеобразная утроба, в которой покоился Гриффис, все было сплошь пронизано ветвящимися прожилками, по которым струились алые потоки. Гатс догадывался, что это.
Рядом зарычали и Гатс ринулся в бой.
Гриффис погружался во тьму все глубже и глубже, и его призрачное тело трепетало, словно состояло из языков пламени.
«Я погружаюсь, и свет затухает, оставаясь где-то высоко-высоко. Где я? Где мое тело?.. Но что это? Эти перекошенные ужасом и болью лица? Лица Ястребов?.. Их рвут на части и пожирают. И все они проходят сквозь меня. Все они умерли. Я прошел через это.
Я хочу умереть. Никогда не думать. Никогда не чувствовать.
Я погружаюсь. Что это за кристально чистые капли передо мной?»
«Это твои последние слезы, — проник в сознание Гриффиса чей-то голос, тихий, но преисполненный огромной мощи. — Когда последняя слезинка переживет агонию, твое сердце превратится в лед».
Из тьмы вдалеке проступила гигантская воронка, из которой прямо на Гриффиса летели сверкающие брызги.
«Что это за брызги? Каждая — это бехелит?»
«Это капли желаний, переполнивших океан вдали, — вновь ответил голос. — Каждая — приглашение в другой мир».
Гриффис все опускался и опускался, а затем, в центре воронки он увидел гигантский пульсирующий комок плоти. Его покрывали множество хоботообразных отростков, из которых время от времени били молочнобелые струи. Из складок на бугристой поверхности на Гриффиса уставились десятки, если не сотни глаз.
«Бог?»
«Добро пожаловать, человек».
«Ты — бог?»
«Я — идея. Желаемый Бог. Идея Зла».
«Бог? Этот огромный кусок плоти?»
«Это только часть меня. Мое сердце. Оглянись».
Мир внезапно просветлел и Гриффис увидел, что воронка охватила уже весь этот мир, что, собственно, весь мир и был этой гигантской воронкой, медленно кружащей вокруг «сердца». Увидел как извергающиеся из него белые потоки вливаются в воронку и текут там вперемешку с темными, состоявшими из мириадов призрачных гримасничающих лиц.
Ниже, а может быть выше, из «сердца» вырастала, уходя в бесконечность, длинная двойная спираль, похожая на сплетающиеся щупальца…
«Что это?» — Гриффис коснулся поверхности воронки.
«Океан чувств, что бушуют в глубине каждой человеческой души. Всеобщее сознание, объединяющее человеческие индивидульности. Темная сторона этого разбухающего океана. Я был рожден здесь. Этот мир и есть я. Тьма, которая бушует в каждом человеческом сердце. Идея Зла. Это и есть Бог».
«Бог… Значит ли это, что бога создали люди? Люди пожелали эту ужасную вещь? Это похоже на…»
«Ад. Некоторые называют его так. Но это лишь внешняя часть того множества слоев, из которых состоит это сознание. Но ты знаешь. Ты знаешь, что это ужасное место для людей. Насилие и одиночество… Это место переполнено всеми видами негативных чувств. И это очень верно характеризует человеческую природу».
«Да. Это так. Я чувствую это в себе. Но почему ты был рожден? Почему люди породили то, что называется — Бог?»
«Людям была нужна причина. Причина боли и отчаяния. Причина жизни и смерти. Почему их жизнь заполнена страданиями? Почему их смерть бессмысленна? Люди нуждались в причине судьбы, которая была бы за пределами их понимания».
«И всем этим стал Бог…»
«И я стал причиной этого. Как если бы я существовал всегда. Я управляю судьбой. Подчиняясь человеческой сути, я тку судьбу каждого человека».
«Так значит это ты управлял моей судьбой? Это ты устроил все, что случилось со мной?»
«Все было сделано, чтобы ты оказался здесь. Воздействуя на нижние уровни человеческого сознания и смешивая кровь, я создал линию, которая привела к твоему рождению и проложил дорогу, по которой ты попал сюда. Я управлял историей и создавал для тебя подходящее окружение. Все люди, все события, все, что происходило с тобой — все это было частью судьбы, которая направляла тебя в это место».
«Моя судьба… Что же ты хочешь от меня?»
«Следуй своей воле. Я пребываю глубоко в твоем сердце, я часть тебя. Ты — часть всеобщего сознания человечества и часть меня. Твои желания также мои желания. Все твои действия идеально отражают сущность человечества в целом. Возможно, они принесут боль людям или, возможно, спасение. Поступай как хочешь, избранный».
«Если так… Я хочу крылья».
«Воспользуйся силой, переполняющей этот внутренний мир, и придай своему физическому телу форму, наиболее подходящую для тебя».
Белоснежные потоки ударили в Гриффиса, окутываясь вокруг него коконом и он закричал от боли.
Глава восемнадцатая
На теле Гатса не осталось живого места. Многочисленные раны хлестали кровью от каждого движения, но Гатс не останавливался ни на секунду. Его рог бил и бил без остановки, воздух то и дело оглашался криками монстров, оказавшихся недостаточно ловкими…
Очередной удар швырнул Гатса прямо в пасть. Он вывернулся и, оттолкнувшись руками от верхней челюсти, кувыркнулся через голову. Внизу мелькнули еще чьи-то зубы, Гатс ударил ногами по фасеточным глазам, прыгнул и неожиданно вылетел с исполинской ладони.
Перед глазами понеслась стена из лиц, Гатс с рычанием вонзил перед собой рог и заскользил вниз, оставляя за собой кровавый рубец. Преодолев больше половины пути, рог неожиданно выскочил, Гатс извернулся и воткнул
в стену каблуки. Пятки пронзила резкая боль, но Гатс лишь крепче сжал зубы. В ушах завыл, засвистел ветер.
