— И в домашних тапках? — поддел Климента Рид.
Отец-наставник шутливо погрозил ему пальцем.
— Я же сказал: какую изберет, там и поселится. Но богохульничать не стоит.
— А в нашем случае где он квартировал? — развеселилась Флоран.
Она с жалостью смотрела на отца Климента — ей так не хотелось, чтобы он уезжал. И сейчас, стоя в зале аэропорта, за пару минут до отлета она ощутила это с новой силой.
— Не знаю, я и сам не понимаю, — вздохнул отец Климент. — Может, в той самой газете, которую случайно прочла Лесли Салливан?
Флоран не хотела об этом вспоминать. Ей до сих пор было стыдно — ведь она не сдержалась, ударила подругу. Это же грех, большой грех!
— А что было в той газете? — спросил Рид.
Отец Климент помолчал, прислушиваясь к объявлению диктора. Нет, это пока что не его рейс.
— Кто-то из журналистов написал, что Грегори Рейд наживается на своих рабочих, не вовремя выплачивает им зарплату.
— Это неправда! — Флоран вспыхнула. — В этом был виновен Альберт. Он проиграл деньги на бирже и не смог рассчитаться с рабочими. А отец с матерью как раз и летели улаживать тот конфликт.
Впрочем, как выяснилось в процессе следствия, дядя Альберт в смерти родителей виновен не был. Организаторами оказались Мэри и Макдуган. Они привлекли к делу Джона Пиколя, который подделал завещание. А дядя Альберт и сам все принял за чистую монету. Расчет Мэри и Макдугана был прост — Альберт скоро сопьется и умрет. А может, они хотели помочь ему в этом деле. Тогда все состояние перешло бы в руки Мэри и ее очередного мужа Сэма Макдугана.
— С этого все и началось, — сказал отец Климент. — Что ж, мне пора. — Он поднял с пола рюкзак, закинул его на плечо.
Теперь Флоран и Рид точно знали, что в рюкзаке отца Климента лежит церковное одеяние, пара свечей, бритва, зубная паста, смена белья и старая, зачитанная до дыр Библия. Это был его джентльменский набор. С ним отец Климент путешествовал по миру. Правда, путешествовать удавалось не так часто — только в период летних каникул, когда девушки разъезжались по домам.
— Нет, — вдруг улыбнулся Рид, — я думаю, что Бог не столько здесь, — он прикоснулся рукой к груди Флоран, — а чуть ниже… — Его ладонь скользнула и замерла в районе живота.
— Получилось? — Отец Климент приобнял будущую мать. — Надеюсь, меня на крестины пригласите?
— Конечно! А вы и будете крестить! — заверила его Флоран. — Ведь малыш обязательно будет учиться в том же колледже, где училась мама.
— А вот и объявили мой рейс, — сказал отец Климент. — Пора. — Он еще раз обнял Флоран, Рида, помахал им рукой и пристроился в хвост очереди.
— Привет матушке Сильвии, Лесли, девочкам! — крикнула Флоран.
— Передам! Обязательно передам!
Он оглянулся, махнул рукой и скрылся в раскрытых дверях. Флоран и Рид постояли у окна, глядя на разноцветные огни взлетной полосы. Циклоны кончились, самолеты теперь летали точно по расписанию.
Они неторопливо направились к выходу.
— Фло, а чем мы займем пассажиров во время полетов? — спросил Рид. — Ведь у нашей авиакомпании должен быть свой подход к обслуживанию пассажиров.
— Будем поить их фирменным кофе и раздавать романы о любви. Или вот это! — Флоран сунула руку в сумочку, достала толстую кипу писем. С некоторых пор она всегда носила их при себе.
— И охота тебе таскать их в сумке! — засмеялся Рид. — Ведь я рядом, так что в любой момент могу повторить все, что там написано.
Они сели в машину. Отсюда было видно, как в небо поднимается самолет за самолетом. Один из них уносил отца Климента, который так много сделал для их счастья.
— А все-таки отец Климент ошибался.
— В чем? — спросил Рид, не глядя на Флоран: он выезжал на трассу и дожидался, когда можно будет влиться в бесконечный поток машин.
— Бог нашей любви жил не в той статье! — Флоран задумчиво смотрела перед собой.
— А где?
Флоран ответила не сразу — положила на колени сумку, вынула пачку потертых писем, достала конверт.
— А вот послушай! И все поймешь.
Она начала читать. Вначале медленно, нараспев, но с каждым словом, с каждой фразой все торжественнее и вдохновенней.
Они мчались сквозь ночь. Флоран читала и читала, и ничто не могло ее остановить. Потому что это были слова настоящей любви, любви, прожигающей ночь, бескорыстной, глубокой и чистой, словно только что выпавший рождественский снег.
