их не заметил.
Незадолго до полуночи я, не погасив костер, оседлал лошадей и направился по тропе, ведущей через холмы. Дорога вела на запад, к перевалу Юнион-Пасс, но на всякий случай я несколько раз проехался по тропе взад-вперед, а потом через глухую местность двинул на юг. На юг, а потом опять на запад через перевал Сикрет-Пасс.
Я сделал привал у ручья Сикрет-Спрингс и проснулся поздно, когда солнце уже взошло. Оседлав коня, я забрался на вершину утеса и оглядел местность на востоке и севере. И, конечно же, увидел пыль на тропе. В трофейный бинокль, снятый с убитого офицера-южанина, я мог различить четырех всадников.
Преследователи не заметили место, где я свернул с тропы, и обнаружили это слишком поздно. Теперь они искали мои следы, но находились уже в десяти — пятнадцати милях в ложбине Сакраменто-Уош.
Спустившись к лошадям, я сел в седло и по тропе Сикрет-Пасс доехал до Хардвилла.
В город до меня еще никто не въезжал, значит, мои преследователи снова ждали в засаде, боясь, что в городе я увижу их и узнаю.
— Кто бы ни охотился за этой Робизо, она нужна ему позарез, — сказал Харди.
Он произнес это со значением, и я обернулся к нему.
— Держись от нее подальше, друг, — добавил он. — Эти трое в салуне вроде как присматривают за ней и, похоже, доставят кучу неприятностей тому, кто попробует вмешаться в их дела.
— Я дал ей слово,
— Это твои похороны, не мои.
— Может, и так, — мрачно ответил я. — Обычно я не ищу приключений. Мы, Сэкетты, народ миролюбивый.
Харди вдруг как-то странно хмыкнул.
— Ты сказал Сэкетт? Тебя зовут Сэкетт?
— Ну да. Тебе знакомо наше имя?
Он отвернулся.
— Уезжай. Уезжай, пока жив.
И быстро направился прочь, но, сделав пару шагов, остановился.
— Она знает, как тебя зовут? Ты говорил ей?
— Нет… Нет, не говорил.
— Конечно нет… конечно.
Харди смотрел на меня, но я не видел выражения его глаз. Света хватало, только чтобы разглядеть лицо, скрытое широкополой шляпой.
— Послушай моего совета и не говори ей своего имени, пока не доберетесь до Лос-Анджелеса. Если вообще доберетесь.
Он ушел, оставив меня озадаченным и одновременно убежденным, что уезжать следует сейчас же.
Заглянув в окошко салуна, я увидел, что люди у бара продолжали пить и переговариваться между собой. Черноглазой девушки не было видно.
В отеле было только четыре отдельные комнаты: одну занимал я, а во второй поселилась Робизо. Я скользнул к черному ходу, подобрался к ее комнате и еле слышно постучал.
Изнутри послышался быстрый шорох одежды и какой-то звук, напоминающий взводимый курок револьвера. Затем женский голос произнес:
— Я вооружена. Уходите прочь.
— Мэм, — прошептал я, — если хотите попасть в Лос-Анджелес, открывайте дверь, и побыстрее.
Она чуть приоткрыла дверь. Револьвер, показавшийся в щелке, был не какой-нибудь там дамской штучкой, а настоящим кольтом 44-го калибра.
— Если хотите ехать со мной, одевайтесь, мэм. Времени у нас только двадцать минут.
Надо отдать ей должное: безо всяких ахов и охов она опустила дуло револьвера и ответила:
— Через двадцать минут я буду готова. Встречаемся у конюшни?
— У переправы. Но реку придется переплывать, паром уже не работает.
Я ни на секунду не расставался ни с золотом, ни с винтовкой, тем не менее пришлось зайти в свою комнату, взять оставшиеся вещи, кинуть полный сожаления взгляд на постель и на цыпочках выйти в коридор, а затем — на конюшню.
После того как Харди сторговался со мной, он дал в придачу к лошадям старое седло, и теперь я оседлал обоих коней.
Мы поедем на этих, ведя в поводу двух оседланных сменных лошадей и мою вьючную. Меняя лошадей, мы поскачем быстрее преследователей — я на это очень рассчитывал.
Но не только на это. В запасе у меня было еще кое-что. Хотя мне не приходилось ездить по здешним тропам, я слышал о них множество рассказов, и мне вдруг пришло в голову, что можно найти еще один малоизвестный путь, если, конечно, повезет. Эту дорогу надо иметь в виду.
Когда я подъехал с лошадьми к реке, черноглазая колдунья уже ждала с вещами, и было заметно, что собиралась она в спешке. Я подал ей руку, чтобы подсадить в седло, и почувствовал, что это настоящая женщина — от кончиков волос до кончиков пальцев. Она легко прыгнула в седло, как амазонка, и мы тронулись в путь.
Вода была темной, течение быстрее, чем можно было ожидать. Заведя лошадей в реку, я указал на противоположный берег.
— Плывите к той горе, а если нас разнесет течением, не кричите, а просто ждите меня на берегу. Я вас найду.
Держа винтовку и оружейный пояс над головой, я послал коня в воду. Девушка последовала за мной.
Я почувствовал, как жеребец перестал касаться ногами дна и поплыл. Он оказался хорошим пловцом, и оглянувшись, я увидел, что девушка следует сразу за мной — ее конь тоже не подкачал. Мы добрались до берега, я оглянулся и услышал, как на том берегу хлопнула дверь, потом кто-то закричал и выругался.
— Что за черт, — сказал я. — Неужели они уже узнали?
Она остановила коня рядом.
— Может быть, им сказал паромщик?
— А паромщик-то откуда знает?
Она поглядела на меня, словно я был слабоумным.
— Я же просил его перевезти. Он отказался.
Лично я никогда в жизни не ударил женщину, но в тот момент еле сдержался. Развернув копя, я направил его в сторону Дэд-Маунтинс в таком настроении, что запросто справился бы с гризли голыми руками.
— Мэм, — грубо сказал я, — вы все испортили. Единственная причина, по которой мы отправились именно сейчас, — это оторваться от них как можно дальше до рассвета. Теперь вы их предупредили, и они тут же бросятся в погоню.
— Но это невозможно! — запротестовала она. — Он не… Я хочу сказать, зачем кому-то ловить нас?
— Вам лучше знать, но даже Харди было известно, что люди в салуне наблюдают за вами. Он мне сам сказал.
Тогда она замолчала, потому что, во-первых, ей нечего было возразить, а во-вторых, некому — я быстро повел жеребца вперед по тропе. Эти два коня дадут передышку моим лошадям, а они очень нуждались в отдыхе.
Тропа под копытами лошадей казалась выбеленной; ночь в пустыне была тихой. Мой гнедой шел, словно у него земля горела под ногами, и я отдал должное черноглазой девушке: она крепко сидела в седле и от меня не отставала.
Не знаю, что те люди хотели от нее, но в те времена встречались белые, у которых на руках было больше крови, чем у всех индейцев вместе взятых. Перед самым рассветом я натянул поводья, и мы сменили лошадей, но прошел еще час, прежде чем я схитрил в первый раз.
Дэд-Маунтинс остались позади, и я свернул в сухое русло ручья. Если память мне не изменяла и я точно запомнил рассказы у костра, здесь в сезон дождей течет Пайош. Русло довольно долго вело на север, а затем его пересекала тайная тропа, уходившая к Пайош-Спрингс.
